Людоед, который объелся

На Харди, лейтенанта полиции, оглушительная слава Обри Муна не произвела ровным слетом никакого впечатления. Это был большой, смуглый, атлетически сложенный молодой человек, который выглядел скорее как добродушный защитник университетской футбольной команды, нежели как сыщик из отдела по расследованию убийств. Сокровища Востока в комнате Муна, слабый аромат благовоний, сам хозяин, полулежащий на своем троне, – все это сложилось в сознании молодого лейтенанта в образ подозрительный и фальшивый. «Псих какой-то», – решил он.

Обри Мун отреагировал на лейтенанта полиции как на назойливую муху. Великий Человек словно надел маску, и прочесть что-нибудь на его лице было невозможно.

– Мы навели справки в Уолтон Трест Компани, мистер Мун, – сказал Харди. – Действительно, сумма 10 000 долларов была внесена, а потом снята мисс Памелой Прим.

– А кем внесена, – сказать вы не можете? Кто внес эти деньги, когда, как?

– Мы это и расследуем, – ответил Харди.

– Воображаю, – скучающим тоном произнес Мун.

– Кто мог ненавидеть вас настолько, чтобы заплатить 10 000 долларов за ваше убийство?

– Сотни людей! Буквально сотни, лейтенант, – холодно улыбнулся Мун.

– Не вижу здесь ничего смешного.

– Ну, это как посмотреть, лейтенант! Для меня, например, мысль о том, что бедняжка Памела, разделяя мое ложе, могла бы вонзить мне нож в бок, или подлить яду в стакан, или, может быть, задушить меня куском проволоки, – сама мысль об этом в высшей степени комична. У нее было талантливое тело, но ум маленький, сентиментальной восьмилетней девочки.

Из угла комнаты донесся резкий свистящий звук. Пьер Шамбрен выдохнул сквозь зубы воздух. Он пришел вместе с Харди. Трагедия Памелы Прим явно взволновала этого обычно невозмутимого человека.

– Десять тысяч долларов – не пустяк, – сказал Харди. – Едва ли найдутся сотни людей, способные вас так сильно ненавидеть, мистер Мун.

– Я был бы очень разочарован, если бы это оказалось не так!

– Ради Бога, кончим эту комедию! – сказал Харди резко.

Мун взглянул на лейтенанта с видом усталого презрения:

– Молодой человек, кто-то готов расщедриться, лишь бы я не пережил день своего семидесятипятилетия. Он был бы просто идиотом, если бы сделал ставку, только на одну лошадку. Памела была выбрана в высшей степени неудачно. Я предлагаю вам найти еще кого-нибудь, у кого неожиданно появился новый счет в банке.

– Вы считаете, кому-то еще предложили деньги? – нахмурился Харди.

Мун усмехнулся.

– Если бы я хотел наверняка убрать человека, равного Обри Муну, хотя человека, равного Обри Муну, нет, – я бы не ограничился одним исполнителем моего замысла, – и черт с ними, с затратами. Вы должны ясно понимать, лейтенант, что я нуждаюсь в защите! Вашему начальству вряд ли понравится, если вы расслабитесь после самоубийства бедняжки Памелы.

– Если вы чувствуете себя в опасности, – сказал Шамбрен ровным, лишенным эмоций голосом, – то самое разумное, – отменить ваш вечер. В компании двухсот пятидесяти гостей вы будете отличной мишенью.

– Дорогой Шамбрен, никто не может мне указывать, что я должен делать. Никто не заставит меня изменить мои планы! Ваша обязанность, как директора этого отеля, обеспечить мою безопасность…

– Вечер? Какой, почему? – спросил Харди.

– Мистер Мун собирается торжественно отметить, что ему посчастливилось дожить до семидесяти пяти лет, – объяснил Шамбрен. – В Большом бальном зале, в обществе двухсот пятидесяти гостей. В субботу вечером.

– Не думаю, что комиссар полиции разрешит вам пойти на такой риск до окончания следствия.

– Не разрешит? Мне? – В глазах Муна появился холодный блеск. – Интересно, как это он собирается остановить меня? Я желаю этого вечера – и он будет, в этом ли отеле или, в другом, если мистер Шамбрен объяснит своему хозяину, почему он отказывается от столь прибыльного предприятия!

Шамбрен пожал плечами.

– В конце концов, это ваша жизнь, мистер Мун. Если вы желаете рисковать ею – ради Бога! Мне это совершенно безразлично.

Мун ехидно засмеялся.

– Вот видите, лейтенант. Никто меня не любит!

– Ничего не вижу, – упрямо сказал Харди. – Вы относитесь к этому крайне несерьезно. Что вы не договариваете?

– Я ничего не знаю, кроме одного: кто-то решил сыграть со мной весьма дорогостоящую шутку. Предположим, я побегу прятаться, сделаю себя посмешищем. Нет уж! Я предпочитаю не бежать.

В том, что случай с Памелой Прим был явным самоубийством, сомнений не было. Харди интересовало теперь другое – угроза жизни Муна, высказанная в письме, обнаруженном в сумочке погибшей девушки. Инстинкт подсказывал ему, что это была шутка. Чудовищная шутка, которая привела к самоубийству. Но одна деталь смущала Харди – указанная сумма 10 000 долларов. Десять тысяч долларов было положено в банк Уолтер Трест на имя мисс Прим, и она взяла эти деньги и как-то воспользовалась ими. В представлении Харди такая сумма не ассоциировалась ни с чем, похожим на шутку.

Они вернулись в кабинет Шамбрена, и Харди позвонил комиссару полиции. То, что в деле был замешан Мун, наполняло все происходящее зловещим холодом.