Людоедское счастье. Фея карабина

Здесь все: Лауна, Лоран, Малыш, Клара, дедушки и Тереза, которая сидит на кровати и держит ладонь Вердена в своих руках. Верден. Ему надели белую рубашку. Первое больничное щупальце от висящей у него над головой капельницы уже присосалось к его левому предплечью. Он не то чтобы лежит, но и не вполне сидит. Он, как Сарданапал, томно возлежит на трех пуховых подушках, подложенных ему за спину Лауной. Я с ходу шепотом говорю ей, что надо вернуться домой, нельзя оставлять маму одну, Лауна незаметно смывается и уводит с собой Малыша. Надписавший и приклеивший этикетку Жереми лезет на кровать и засовывает бутылку Вердену под руку. «Дождевая вода. Последняя зима». Без слов.

– Сними в ванной одежду, вытрись и надень халат. Халаты в шкафу.

Жереми без возражений подчиняется приказу доктора Марти. У изголовья кровати остается замершая группа людей и голос Терезы. Знакомым жестом она разглаживает старческую ладонь и из–под насупленных бровей рассматривает прорытые жизнью траншеи. Одна рука Вердена сжимает бутылку, другая расслаблена. Верден смотрит на Терезу. Да, как принято говорить, на пороге смерти Верден смотрит на нее с той жаждой будущего, которую моя сестра–колдунья с детства умела пробудить во взгляде любого человека. Внезапно мне становятся понятны доводы, приведенные ею как–то раз, когда я с высот своего братски–педагогического рационализма имел нескромность спросить: «Честно, Тереза, неужели ты сама веришь во всю эту чертову дребедень?» И тогда она подняла на меня взор, конечно, не замутненный ни малейшим сомнением, но и не горящий чадным огнем фанатизма. «Дело не в том, чтобы верить или не верить. Просто нужно знать, чего мы все хотим. А хотим мы всего–навсего Бессмертия». Тут я подумал: «Ну, приехали. И чего мне стоило промолчать?» Но она опять заговорила своим скучным тощим голосом: «Люди не знают только, что именно для этого у них есть все необходимое». А у меня в голове: «Это что–то новенькое!» Но Тереза – никогда не замечающая иронических взглядов, так поразительно невосприимчивая к юмору – продолжает: «Видишь ли, когда мы говорим о шансах выжить, о вероятной продолжительности жизни, о тех годах, месяцах, секундах, что нам остается прожить, – что это, как не выражение нашей веры в Бессмертие?» – «Да ну?» – «Вот именно. Я живу и считаю, без устали высчитываю оставшиеся тебе, Бенжамен, шансы на жизнь, и если в каждую секунду твоей жизни я высчитываю оставшиеся секунды, если и в последнюю секунду я высчитываю оставшиеся десятые, сотые, тысячные доли, я рядом с тобой – и в царстве бесконечно малых величин я вычисляю то, что остается, несмотря на все, а значит, «шансы выжить» можно подсчитать всегда, а Бессмертие, Бен, оно не что иное, как неусыпное сознание этого». Назавтра в Магазине я пересказал наш разговор своему приятелю Тео, заведующему секцией инструментов и хозтоваров. Тео покачал головой и заявил, что моя сестра опасна для общества. «Потому что именно так рассуждают сопляки, которые на своих супермотоциклах проскакивают перекрестки на 140 км в час, – у них ведь меньше шансов впилить в кого–нибудь на этой скорости, чем на 20!» Мы здорово тогда позабавились на Терезин счет, и больше я бесед на эту тему не заводил.

Однако сейчас, когда мы уже почти два часа стоим и слушаем, как Тереза предсказывает Вердену будущее, мы не можем оторваться от сияющих глаз Вердена, от его спокойной уверенной улыбки, время утратило длительность, мы не чувствуем усталости, мы неподвижно стоим на месте, невзирая на нашу непоседливую молодость или же, наоборот, дряхлую старость, и я – Бенжамен, старший брат, склоняюсь к тому, чтобы принять теорию Терезы.

– А теперь, дедушка Верден, я смотрю на твою руку и вижу девочку, похожую на тебя как две капли воды, ты скоро с ней встретишься, потому что у меня для тебя прекрасная новость, наступило время, и я могу тебе ее сообщить, ты так долго ждал, и твоя девочка тоже ждала, она хотела разделить эту радость с тобой, слушай меня внимательно, дедушка Верден: «От гриппа–испанки больше не умирают!»

В этот момент Марти тихо трогает меня за плечо. Лицо Вердена еще светится улыбкой, но самого Вердена уже нет. Подходит Клара, она сменяет Терезу, и Марти шепотом говорит мне на ухо:

– Впервые вижу больного, умирающего с надеждой на светлое будущее.

Кто–то говорит:

– Надо позвонить маме.

Но телефон звонит до того, как к нему успевают подойти. Жереми снимает трубку:

– Что?

Потом:

– Нет, честно?

Он поворачивается к нам:

– Мама родила нам сестренку!

И ни у кого не спрашивая совета:

– Мы назовем ее Верден.

(Удобно и благозвучно: Верден Малоссен.)

– Бен, это еще не все.

– Что случилось?

– Джулиус выздоровел.

22