Людовик и Елизавета

Преображенцы, участвовавшие в перевороте, с воплями прибежали к царевне Елизавете, говоря, что они приняли участие в этом акте только потому, что думали работать на пользу ее, царевны. А Елизавета Петровна, грустно разводя руками и успокаивая возмущенных солдат, думала о том, что придется, видно, вступить в специальное соглашение с Францией, так как во всем происшедшем была ясно видна рука маркиза де ла Шетарди…

Но кто был всецело, совершенно доволен происшедшим так это Мельников и Наденька. Сам Миних был их сватом, и гордый граф Головкин, попытавшийся сначала протестовать, волей-неволей должен был смолкнуть, когда фельдмаршал внушительно сказал ему:

— Вот что, граф Михаил Гаврилович! Хотя о готовящемся низвержении регента вам заранее ведомо было и вы были последним лицом, оставшимся около Бирона, но, как явствует из хода событий, его ни о чем не упредили. Это так, и за это вам много прошлых вин простится. Но «много» не значит «все». И если мне, как кабинет-министру, придет в голову порыться в прошлом, то… берегитесь! По моему настоянию, ее высочество изволила назначить вас вице-канцлером. Но мне не в пример легче будет настоять, чтобы вас отдали под суд!

Головкин нахмурился, сдвинул брови, засопел. Тогда к нему подошел Мельников и сказал:

— Ваше сиятельство! Когда я в первый раз явился просить у вас руки вашей племянницы, то вы сказали мне, что это дерзость, так как я хочу породниться со столь знатным родом, как род вашего сиятельства. Но осмелюсь сказать вам, что дворяне Мельниковы уже при Владимире Мономахе считались старым боярским родом; мы обеднели, но худороднее не стали, а потому мне не к чему втираться в знатную родню. Нет, граф, никогда без вашего на то желания я ни словом, ни делом не сошлюсь на родство с вами и только тогда вспомню, что вы — дядя моей Наденьки, когда понадобится прийти к вам на помощь!

Головкин окинул Мельникова пренебрежительным взглядом.

— Какую помощь можешь оказать ты, мальчишка, графу Головкину? — надменно сказал он. — Какой-то поручик…

— Я уже произведен в капитаны, граф, — почтительно и спокойно возразил Мельников, — и неизвестно, кем я стану еще через год. Наши судьбы идут странными путями, и в один год, в один месяц, в один день даже малые становятся великими, а великие — меньше малых. "Какой-то поручик и граф Головкин!" — сказали вы… Но, — он понизил голос до еле слышного шепота, — герцог Бирон был больше и могущественнее, чем граф Головкин, а между тем он погиб… Почему? Только потому, ваше сиятельство, что возле него не было своего поручика Мельникова, который предупредил бы его…

Головкин вздрогнул и уже совсем иначе взглянул на маленького, кругленького, бело-розового, словно молочный поросенок, Мельникова. Он вспомнил, что рассказывал Манштейн о поведении поручика в прошлую ночь, как благодаря смелости, сообразительности и решимости Мельникова замысел Миниха был осуществлен быстро и без всяких осложнений. А ведь теперь действительно было странное, шаткое время, когда каждый час валил старых гигантов и неожиданно возносил новых. Момент принадлежит смелым; такие люди, как этот мальчик, могли многого добиться… Эй, не наплевать бы в колодец… Да и чем Мельников в сущности не жених для бедной сиротки?

И граф уже ласковее взглянул на молодого офицера, спрашивая:

— Да хочет ли тебя еще сама Наденька-то?

— Ох, ваше сиятельство! — всплеснув руками, воскликнул Мельников. — Так хочет, так хочет!..

И Миних и Головкин рассмеялись.

— Ну, ин быть по-твоему! — сказал последний. — Разве я могу такому свату, как его высокопревосходительство отказать? Только придется вам со свадьбой обождать; оба вы еще молоды, да и спешить некуда! Сначала покажи, что ты за человек!.. Да приходи к нам сегодня обедать! — уже совсем ласково кинул он.

Итак, приходилось ждать. Но это не пугало ни Мельникова, ни тоненькой, вертлявой, кокетливой Наденьки. Они были довольны и тем, что одна только ночь сделала возможным к утру то, что еще с вечера казалось неосуществимым, и надеялись, что впереди им предстоит еще много таких же счастливых неожиданностей… Они были молоды, могли ждать… Будущее представлялось им ровным, светлым, счастливым — то самое будущее, которое так трагически, так предательски обмануло их ожидания.

VII "ЛОВИСЬ, РЫБКА, БОЛЬШАЯ И МАЛЕНЬКАЯ"

Ванька Каин был немало сконфужен, когда преследуемый им купец внезапно исчез, словно растворился в сгущавшемся тумане. Он кидался с перекрестка по всем четырем направлениям, спрашивал прохожих и будочников, не видал ли кто-нибудь купца, но все отвечали, что им не попадались навстречу пешеходы. Наконец попался солдат, который мог дать необходимые разъяснения, так как видел, что высокий мужчина с коробом за плечами проехал, уцепившись за задок крытых саней. Это хоть объяснило Каину, как удалось скрыться преследуемому, но куда он скрылся — так и осталось загадкой.