Людовик Святой и его королевство

Но причинами его тоски были вовсе не досада или самолюбие. Он рассказывал, не краснея, о своем пленении, своих несчастьях и тяготах, перенесенных им в узилище, и когда ему намекали, что не стоит рассказывать обо всех этих злоключениях, ибо это не приносит ему славы, он отвечал оскорбленно, что христианин должен гордиться всеми страданиями, которые претерпел в союзе с Богом, умершим за людские грехи на кресте. Он якобы велел выгравировать на монетах цепи своей темницы; его брат Альфонс де Пуатье и некоторые другие сеньоры последовали его примеру. Рассказывая о неудавшемся крестовом походе, он однажды сказал английскому королю: «Но когда я возвращался к себе самому и заглядывал в свое сердце, я испытывал больше радости от терпения, ниспосланного мне Богом по Его милости, чем если бы Он подчинил мне все море».

«После возвращения из-за моря, – пишет Жуанвиль, – король жил очень набожно; он не только продолжал одеваться как нельзя проще, но стал очень воздержан и никогда не заказывал блюда, довольствуясь тем, что готовил его повар. Он разбавлял вино водой; он всегда заставлял кормить бедных и после обеда раздавал им милостыню».

Его вежливость и снисходительность были действительно велики. «Когда после обеда входили менестрели знатных людей со своими инструментами, он дожидался, пока менестрель заканчивал свое пение, чтобы послушать послеобеденную молитву; тогда он вставал, и священники вставали подле него, чтобы произнести молитву». Но он вовсе не превратился в мрачного и хмурого ханжу: «Однажды, когда мы находились в тесном кругу при его дворе, он уселся у подножья своего ложа; а состоявшие при нем доминиканцы и францисканцы рассказали ему о книге, которую он должен обязательно послушать, и он им ответил: "Не читайте мне ее; ибо нет лучшей книги после обеда, чем свободной беседы, то есть когда каждый говорит, что хочет"». Когда с ним обедало несколько знатных иноземцев, он составлял им хорошую компанию.

Гийом де Сен-Патю говорит еще, что он любил больших рыб, но из-за воздержания ел только мелких, веля отдавать больших беднякам. Когда ему приносили жаркое или другое мясо под нежным соусом, он добавлял в него воды. И когда слуга говорил ему: «Сир, вы портите вкус», он отвечал: «Оно горячо, а так будет лучше». Он ел также простую пищу, такую, как горох. Когда в Париже ему поднесли миног, он не стал их есть, а роздал бедным. Также король никогда не пробовал новых фруктов, потому что считал их лакомством.

Он соблюдал и Великий и Рождественский посты начиная с 19 лет. Постился он также в канун праздников, в постные дни и накануне праздника Богоматери, в святую пятницу, накануне Рождества. И так как он не любил пива и кривился, когда его пил, он велел подавать его в пост. За морем он начал поститься за пятнадцать дней до Троицы и по возвращении сохранил эту привычку. Он соблюдал пост по понедельникам, средам и субботам. Но и в иные дни он ел далеко не все блюда, которые ставили перед ним, и все полагали, что это из-за умеренности.

В святую пятницу и с тех пор, как он вернулся из-за моря, весь пост и каждый понедельник, среду и пятницу он надевал власяницу, но делал это втайне, так, что его камергеры, жившие рядом с ним, ее не замечали. В эти же дни он занимался самобичеванием, используя длинный хлыст с тремя хвостами, на каждом из которых было по 4-5 узлов. Он запирался один в своей комнате с братом Жоффруа де Болье и, исповедавшись, приказывал брату бичевать его. Также заметили, что он старался не смеяться в пятницу.

Спал он без тюфяка или перины, на простой подстилке. Через некоторое время он вставал в полночь, чтобы послушать молитвы; затем он долго молился в своей часовне или подле кровати, простершись на земле, так что когда вставал, то спрашивал: «Где я?» и не мог найти своей кровати; он говорил очень тихо, чтобы не разбудить своих рыцарей, спавших в соседней комнате. Наконец, он заставлял себя подниматься на заутреню; одевался он всегда сам и шел в церковь так быстро, что часто спавшим в его комнате приходилось бежать за ним на службу босиком; ибо его охраняли 16 капелланов, слуг и рыцарей; один из них спал у него в ногах. Но эти бдения его ослабили, и ему посоветовали их умерить; он начал вставать позднее, но тем не менее – до рассвета.