Людовик XI

Июнь подошел к концу, а вместе с ним и 30 дней ложных клятв и обещаний, 30 дней, в течение которых Людовик все глубже погружался в ловушку времени. Хотя Людовику казалось, что он это чувствует, он еще не знал, что тени предательства танцуют свой зловещий балет даже в его собственной квартире. За неделю, проведенную в Эгперсе, неутомимый патриарх Иерусалимский и Антуан дю Ло возобновили свой заговор с герцогом Немурским. В комнате, где государь давал аудиенции, и даже в королевской спальне патриарх не скрывал свои планы: как только они схватят Людовика (в Монлюсоне или даже в дороге, так как король всегда путешествовал с небольшим эскортом), в королевстве снова наступит мир, и у принцев будет достаточно времени, чтобы разделить между собой правительство, постоянную армию и доходы Франции. Патриарх планировал возглавить Королевский Совет, который больше не оставит королю ни малейшей свободы действий. Это соглашение показалось герцогу Немурскому "вполне приемлемым". Но однако однажды вечером Жан Бурре, личный секретарь Людовика, появился у двери апартаментов патриарха, и тому пришлось спрятаться в шкафу, чего оказалось достаточно, чтобы герцог, решил снова отказаться.

Королевская армия теперь продвигалась в направлении Орлеана, гарнизоны покидали города, элитные кавалерийские части, конные лучники и легкая артиллерия шли впереди, а пехотинцы мучительно медленно продвигались за ними. Когда около 3 июля Людовик достиг Монлюсона, там не было никаких следов ни графа д'Арманьяка, ни герцога Орлеанского, договор стал мертвой буквой. Король уже разместил арьергард на юге против графа д'Арманьяка, на юго-востоке против возможного нападения со стороны герцогства Бургундского и на востоке против войск герцога Бурбонского. Один старый слуга короны писал канцлеру:

Армия короля не очень большая, но в том, что касается сражений и походов, 12.000 или около того человек в ней не имеют себе равных.

Ранее им никогда не доводилось вступать с врагом полевое сражение и теперь, когда они отступали, в то время как принцы Франции объединились против них, они знали, что могут потерпеть поражение. Однако они делали свое дело, и под руководством короля, который знал толк в военном искусстве, они с несломленным боевым духом продвигались по пыльным летним дорогам. Войска герцога Бурбонского вышли из Буржа во фланг королевской армии, но были разбиты и вынуждены вернуться в город. Что касается бургундского маршала, то его войска были настолько сильно потрепаны в стычках с арьергардом королевской армии, что он не решался предпринимать что-либо еще, пока король и его армия не перейдут Луару.

Когда между 7 и 8 июля Людовик остановился в Кюлане — в 165-и милях к югу от Парижа — он знал, что большая бургундская армия перешла Уазу у Пон-Сент-Максанса и теперь движется к Парижу. Король также знал, что бретонцы продвигаются на восток, причем граф дю Мэн не оказывает им никакого сопротивления, и что герцог Иоанн Калабрийский готовится выступить из Лотарингии и двинуться на запад. К счастью, все добрые города были верны к делу короля, Париж, казалось, устоял, а мелкое дворянство, если оно не зависело от крупных феодалов, оставалось столь же лояльным или, по крайней мере, равнодушным. Однако, за исключением графов д'Э и де Вандом, которые имели лишь ограниченную власть, все принцы Франции взялись за оружие против своего государя, государя, которого они считали притеснителем их вольностей и которого они хотели сокрушить.

Из Кюлана Людовик написал канцлеру:

Мы будем двигаться со всей возможной скоростью к Парижу, и, даст Бог, будем в Орлеане в следующую субботу (13 июля) со всей нашей армией.

На самом деле, король прибыл в Орлеан на два дня раньше и там узнал, что бургундцы уже угрожают Парижу.

14. Монлери

I

В четверг, 11 июля, король Франции отправился послушать мессу в церкви Нотр-Дам-де-Клери, расположенной в восьми милях к юго-западу от Орлеана. Факт его присутствия там известен нам благодаря срочному посланию, которое Людовик отправил вдове герцога Орлеанского, племяннице герцога Бургундского, с просьбой передать предупреждение графу де Шароле. По словам Панигаролы, король ездил верхом "ночь и день".