Когда мессы закончились и король произнес "очень горячие молитвы", он созвал военный совет, в котором должны были принять участие все его бароны и капитаны. Людовик открыл собрание кратким обращением. По его словам, Бургундский дом имел наглость вбить клин между ним и принцами крови, включая его брата. С тех пор раздор грозил гибелью королевству, но он не собирался позволять бургундцам делать все, что им заблагорассудится. Он верил, что "Всемогущий Бог и преславная Дева Мария" поддержат его дело. Поэтому, если королевская армия нападет на бургундцев, "мы разобьем их всех и полностью разгромим", — заявил он. Однако в заключение он добавил, что прежде чем принять окончательное решение, он хочет узнать мнение всех своих баронов и капитанов, так как хочет руководствоваться разумом, а не эмоциями.
Как принц крови, граф дю Мэн высказался первым. Описывая риски, связанные с битвой, он сказал, что король должен избегать попадания в столь опасную ситуацию и что надеяться на победу можно не кидаясь в сражение, а затягивая время и ведя переговоры. Граф считал, что его племянник-король должен был любой ценой избежать столкновения с бургундцами. Друг и адмирал Людовика, Жан де Монтобан, горячо поддержал стратегию, предложенную Карлом дю Мэном и сам он был "абсолютно против того, чтобы Людовик первым нападал на своих врагов"[58]
.По словам одного из свидетелей, "пока все это говорилось, король уже почти потерял терпение".
Затем настала очередь высказаться Великому
Большинство других капитанов встретили слова Брезе с энтузиазмом.
Затем Людовик объявил, что продолжит наступление. Однако он не хотел, чтобы впоследствии его обвинили в стремлении к войне или даже в том, что он первым начал военные действия. Поэтому он добавил, как он сказал Панигароле, а гораздо позже Филиппу де Коммину, что тем самым он выполняет свое первое намерение — войти в Париж, чтобы сплотить население столицы под своим знаменем. Однако если бы граф де Шароле преградил ему путь, он бы без колебаний вступил в бой. Затем поместив свои драгоценности и сокровища в укрепленную башню в Этампе, король отправил срочное сообщение своим командирам в Париже с приказом, что если бургундцы помешают его походу на следующий день, он даст им сражение и в этом случае, если в столице все пойдет хорошо, маршал де Руо должен выйти из города, чтобы атаковать арьергард графа де Шароле.
Поздним вечером королевская армия возобновила движение в сторону Парижа, до которого оставалось еще 24 мили. Находившиеся в нескольких милях к западу войска графа дю Мэн должны были присоединиться к королю на следующий день. Вскоре разведчики сообщили, что граф де Сен-Поль, посланный вперед с несколькими тысячами бургундцев, занял деревню Монлери, расположенную на полпути между Этампом и Парижем, но до сих пор не смог взять замок. Разведчики также сообщили королю, что основная часть армии графа де Шароле находится в Лонжюмо, в трех с половиной милях от него. Людовик и его люди остановились на ночлег в Этреши, в 10-и милях к югу от Монлери.
На следующий день, во вторник 16 июля, еще до наступления рассвета, король и его армия уже были в пути. Когда они достигли Арпажона, расположенного в трех с половиной милях к югу от Монлери, к ним присоединились войска графа дю Мэна. В этот момент разведчики доложили Людовику, что армия графа де Шароле соединилась с авангардом графа де Сен-Поль и что бургундцы выстроились в боевой порядок на полях к северу от холма Монлери[59]
.Людовик созвал последний военный совет. Пока его капитаны собирались, Пьер де Брезе попытался поговорить с королем наедине. Говоря о состоянии королевской армией, он заметил, что войска измотаны героическим походом, который они только что совершили, и в этой ситуации он считает за лучшее отложить сражение и подождать, хотя бы до следующего дня, чтобы люди могли отдохнуть, а те, кто еще был в пути, могли присоединиться к ним. Кроме того, это позволило бы гарнизону Парижа лучше подготовиться к атаке на арьергард графа де Шароле.