Людовик XIV

Луи-Антуан де Ноай, сын герцога, епископ Шалонский, имел не только поддержку короля и мадам де Ментенон, но и верующих. Он начал свои полномочия с «реформ; он усердствовал не только по отношению к духовенству, но и по отношению к народу»^{54}: были приняты меры против комедиантов, введен моральный шпионаж, строгий надзор за белым и черным духовенством. Вскоре показалось, что он «стал великим инквизитором благодаря своему усердию и влиянию». В теологическом плане Ноай ценил мнение Летелье, архиепископа Реймсского, своего бывшего архиепископа, но, по высказываниям аббата Лежандра, советовался с таким количеством людей (с Боссюэ, отцом де Латуром, ораторианцем, с Годе де Маре и со многими другими), что находился в ситуации пациента, разрывающегося между противоположными мнениями большого количества врачей. Фактически в течение семи лет он заставляет каноника Жан-Жака Буало, августинца и янсениста, писать для себя послания. Это двойное влияние — св. Карло Барромео и аббата Буало, которому позволено писать его послания, — делает из Ноайя невольного янсениста. Когда в своем послании 1696 года де Ноай осудил произведение Мартена де Баркоса (племянника и наследника Сен-Сирана) «Изложение Символа веры Римско-католической церкви, относительно благодати и предопределения», он нашел способ изобличить «все зло учения Янсения»^{54}, а затем изложить свою собственную доктрину о благодати, не отмежевываясь от того, что он заклеймил в первой части текста. Большинство янсенистов сказали, что де Ноай «принял облик Исава лишь для того, чтобы говорить языком Иакова»^{54}.

Ноай не убежденный янсенист, но довольно большой приверженец галликанства, чтобы тормозить инициативы Рима, когда он их считает несвоевременными. Это видно по его отношению к отцу Кенелю и по тому, какое он принимает решение относительно «вопроса совести».

Де Ноай восхищается Кенелем и, когда он был епископом Шалонским, одобрил его произведение, озаглавленное «Краткое изложение морали Евангелия, или Христианские мысли о тексте четырех Евангелий» (том I, 1671; т. II, 1679; т. III, 1687; т. IV и окончательный текст, 1695). Иезуиты заклеймили произведение, желая, чтобы оно было осуждено. Кенель, нашедший убежище в Нидерландах в 1684 году, с 1696 по 1703 год сидит в тюрьме по доносу архиепископа Мехеленского. (Из тюрьмы он убегает, агенты Людовика XIV его ищут, он находит убежище в Соединенных Провинциях.) Де Ноай не присоединяется к врагам ораторианца и делает все, чтобы его защитить. Он его попросил переделать свое «Краткое изложение», и Кенель послушался и опубликовал в 1699 году «Новый завет на французском языке с нравственными рассуждениями по каждому стиху». И когда Климент XI приказал 13 июля 1708 года сжечь янсенистское произведение, кардинал — он получил кардинальскую шляпу в 1700 году — присоединился к членам совета, сторонником галликанства (Торси, канцлеру Поншартрену, д'Агессо) с целью помешать, чтобы в королевство было доставлено папское бреве.

По делу «вопроса совести» Ноай и Боссюэ искали умиротворения. Иезуиты и Фенелон, напротив, подлили масла в огонь, оказывая давление на Климента XI, чтобы он поскорее высказался; они снова разожгли незатухающий, длящийся с 1653 года конфликт. В начале 1702 года мадам де Ментенон, перепуганная «смелостью» своего протеже, предупреждает кардинала-архиепископа, что он потерял доверие короля; Людовик XIV обвиняет его в «любви к янсенистам»^{216}. Людовик XIV считает в это время, что янсенизм — политизированная доктрина, и рассматривает Кенеля как главаря партии и непокорного вожака. Он хочет заключить мир с Римом. Он сумел обнаружить, даже в своем совете министров, иногда нарушающееся, но явное соглашение между галликанами и августинцами. Он боится, и не без оснований, как бы оно не стало постоянным явлением. Вот почему не нужно вмешательство отца де Лашеза, чтобы объяснить жесткость короля. С 1703 года он постоянно требует от Климента XI буллу, в которой была бы прямолинейно осуждена привязанность к янсенизму и которая вновь придала бы силу «Формуляру». Папа опубликует буллу «Vineam Domini» (15 июля 1705 года). Этот текст должен был бы, по мнению Его Святейшества и короля Франции, положить конец ссоре по поводу благодати. На самом деле булла придаст окончательно политическую окраску янсенизму. Кенель и Буало (вожди августинцев), Шарль-Жоакен Кольбер, епископ Монпелье (достойный защитников августинцев) резко прекращают выступать в защиту Пяти положений, прилагают все усилия, чтобы восстановить общественное мнение против Рима во имя религиозной свободы Церкви Франции. И кардинал де Ноай не единственный, кто следует этой тактике.