Людовик XIV

Полицейская операция 29 октября, которую де Ноай внешне одобряет, кажется, нисколько не волнует отца Летелье. Люди, кажется, тоже относятся к ней с безразличием. И только те, у кого добрая душа, как маркиза д'Юкселль, оплакивают судьбу монашек. Эта дама пишет 15 ноября 1709 года: «Одна из этих святых монашек, которой, как говорят, было 87 лет и которую сослали в Амьен, скончалась на руках у епископа»^{26}. Но вскоре несколько друзей, не принадлежащих к монастырю, направляются в Пор-Рояль-де-Шан: это начало паломничества. Выведенный из равновесия этой реакцией, король решает в согласии со своим духовником искоренить это молчаливое неповиновение. В 1710 году совет выносит решение о разрушении монастыря. В следующем году власти эксгумируют останки монашек, захороненные в соседних храмах и те, которые покоились в общей могиле кладбища Сен-Ламбер. С церковью Пор-Рояль-де-Шан обходятся не лучше, чем с храмом в Шарантоне; останки святых монашек так же потревожены, как католические кладбища в Магрибе, разоренные по приказу турецкого султана. В «коротком времени» король выиграл: даже это насилие соответствует так называемому «среднему пути» тогдашней теологии. В «среднем времени» действия короля вызовут неодобрение: в середине века Просвещения уже не только августинцы, но и философы, в большей или меньшей мере неверующие, используют эти ужасные факты, чтобы опорочить память короля. В «долгом времени» Людовик XIV потеряет еще больше: как будто привидения монашек из этого монастыря будут вплоть до наших дней смущать память о нем.

Однако люди плохо себе представляют будущее. Никто не знает в 1710 году, что монастырь Пор-Рояль, срытый с лица земли, где не осталось «камня на камне» (Сен-Симон), который Людовик XIV хотел предать забвению, станет местом паломничества. Но каждый видит, что этот же король подвергается таким жестоким испытаниям, что они могут показаться наказанием Господа. После отмены Нантского эдикта протестанты усматривали наказание королю в том, что у него появилась фистула. А то, что Провидение уготовило наихристианнейшему королю после разрушения монастыря Пор-Рояля, было в сотню раз более жестоким.

Смерть трех наследников

Смерть унесла меньше чем за год — с 14 апреля 1711 года по 8 марта 1712 года — сына старого монарха, Монсеньора; его милую невестку герцогиню Бургундскую, принцессу Савойскую; его внука, герцога Бургундского, второго наследника; наконец, через несколько дней — старшего из его правнуков, герцога Бретонского, третьего наследника. В 1714 году скончался герцог Беррийский, внук короля, а на год раньше, в 1713 году, умер герцог Алансонский (сын упомянутого выше герцога Беррийского). Историографы, слишком много занимавшиеся критикой долго длившейся войны, а также разбором религиозных конфликтов и экономических трудностей конца правления, не уделяли достаточно внимания такому важному вопросу, как потеря домом французских королей почти всех наследников. Чувство сострадания к старику, так много перенесшему горя, противоречило их убеждениям, а с другой стороны, как говорит Шатобриан, «их удивляло, что глаза королей могут быть наполнены слезами!».

Кажется, что с возрастом люди становятся эгоистичнее, а уход из жизни молодых втайне утешает стариков. Это не подходит для данного случая, так как здесь надо принимать во внимание два важных фактора: Людовик XIV — чувствительный человек; и подобная череда трауров была бы уже чрезвычайно жестоким испытанием для обычной семьи, а для королевского дома — это драма. Неужели исчезнет династия Капетингов, которая в течение 725 лет отождествляется с Францией? Правда, у короля, отдающего себя заботам управления, занятого стратегией, тактикой, вопросами продовольственного снабжения, религиозными бурными круговоротами, нет времени для того, чтобы погружаться в мечты, философствовать, упиваться своими переживаниями. Эти следующие друг за другом испытания приходится выдерживать, в тот момент, когда ему надо решать сложнейшие государственные проблемы, находясь постоянно среди испытующе на него глядящих врагов и придворных, любящих его или безразличных к нему. Если монарх будет долго оплакивать свое горе, его обвинят в том, что он забыл о несчастьях королевства, а если будет исполнять свои королевские обязанности, стараясь не терять времени, не смешивая дела семьи с делами государства, взяв себя в руки и сохраняя хладнокровие, его обвинят в бесчувственности и в бесчеловечности. В этом и бремя и величие «ремесла» наследного монарха.