Людовик XIV

В колониях по личной воле монарха на первое место выдвигается забота о людях и бережное к ним отношение, соблюдение социальной справедливости и защита мелкого люда. Несмотря на удаленность территории, войну, несмотря на существующие и ярко выраженные контрасты между людьми по социальному положению и по богатству, контрасты, характерные для наших заморских территорий, король и Поншартрен запрещают слишком резкие повышения цен, сами нарушают колониальный пакт и святейшую монополию для того, чтобы жители островов не слишком страдали от последствий голода в метрополии в 1709 году. Устанавливается строгое наблюдение за управляющими, высшими офицерами и богатыми плантаторами. Для управляющих колониями, склонных к самодурству, требуют применения принципа habeas corpus (задержание, ограниченное 24 часами), которого не знала метрополия. В этих отдаленных краях с протестантами обращаются намного лучше, чем во Франции, и они там пользуются большими свободами. Защита самых бедных слоев населения осуществляется путем ограничения чрезмерных привилегий. Его Величество, — пишет граф де Поншартрен, — хочет, чтобы «простой люд» на островах больше не страдал «от тягот, перекладываемых на них богатыми, избалованными поддержкой властей»^{193}. А для того, чтобы управляющие знали, что речь идет в данном случае о политике, а не о пропаганде, король решил, действуя через своего министра, провести ряд мер, призванных облегчить участь обездоленных слоев населения. Он распорядился, чтобы на Мартинике облегчили барщину, чтобы контролировали межевание, чтобы перестали урезать земли бедных поселенцев под предлогом необходимости провести дороги. Он запрещает увеличивать судебные издержки. В Кайенне, на Антильских островах и в Канаде он включает в государственное имущество заброшенные латифундии — они будут разделены на доли и отданы поселенцам без средств, без денег. И таких примеров великое множество. Черный кодекс 1685 года, который был очень кратким, не мог должным образом обеспечить защиту рабов в колониях. Теперь же, особенно после начала войны за испанское наследство, Людовик XIV и Поншартрен посылают одно за другим разъяснения гуманитарного порядка управляющим и интендантам. Рабовладение, говорили они, не должно исключать благожелательного отношения к рабам и восприятие их как людей. Судьям, администраторам, плантаторам постоянно напоминают, что они должны относиться к черным гуманно. Король запрещает судам оправдывать убийцу раба; он противится тому, чтобы поселенцы Сан-Доминго выступали как судьи своих черных рабов, считает недопустимым, чтобы «французы и вообще христиане могли позволить себе так тиранить людей». Он распоряжается принять надлежащие меры, чтобы обеспечить рабам хорошее питание, заставляет для этой цели поселенцев Сан-Доминго «сажать продовольственные культуры». Наконец, именем короля Поншартрен бичует поселенцев-землевладельцев за их эгоизм, который является главной причиной бегства рабов»^{193}.

Если министры Его Величества показывают в самый разгар войны, в самые тяжелые годы конца царствования Людовика XIV, что обязанности, которые они выполняют в силу занимаемой ими должности, не мешают им быть людьми сердечными и проявлять на деле, конкретно свою чувствительность и гуманность, то государство в целом, частицей которого они являются и которым они руководят, государство, где царствует и о котором заботится их король, также становится более отзывчивым и гуманным. Каковы бы ни были недостатки этого государства и какие бы злоупотребления ему ни приписывали в разных областях (в частности, в том, что касается религии), при Людовике XIV, благодаря ему, лично его настоятельной воле и привычке вникать в мельчайшие подробности, мы имеем дело с государством, которым управляют люди, а не деспоты, не роботы; с государством, где правила устанавливаются для разных людей (белых, черных или краснокожих), а вовсе не для каких-то безликих сообществ; и правила эти создаются с помощью определенного словесного оформления, благожелательного, а иногда просто трогательного.

Разумеется, «интересы государства превыше всего»^{63}, но здесь речь идет не об этатизме, не о коллективизме, не о каком-то бездушном монстре, не о абстрактной идее. У короля и у его сотрудников имеется определенное представление о государстве. Оно не тираническое, не идеологическое, оно является христианским наследием, но как бы озарено восходящими лучами века Просвещения.

Институционное государство

Административная монархия, смоделированная Людовиком XIV, сочетается с прогрессом и с осознанием необходимости организовать во Франции государственную службу. Комиссары, оффисье служат «королю и государству», служат монарху и обществу. И так поступать их убедил король. Если бы за 54 года своего правления ему удалось сделать только это — сформировать агентов власти, его царствование уже можно было бы назвать великим.