Людовик XIV, или Комедия жизни

Король задумчиво покачал головой, но не ответил ни слова. Соглашался ли он, что в комедиях Мольера не было ничего антирелигиозного, или же это молчание было немым обвинением самого себя? А в умерщвлении плоти а ля Скамаруш он был большой мастер, и доказал это недавно в истории, кончившейся вовсе не королевским скандалом. Его величество попал в ловко расставленные сети, стал жертвой интриги, роковые последствия которой мучили его до сих пор. Затем он возвратился в Париж без своего ангела-хранителя — принцессы Анны. Конечно, Монтеспан употребляла все усилия покорить сердце Людовика, но едва ли ей удалось бы поймать его, едва ли стал бы он обращать на нее такое внимание, оказывать ей всевозможные любезности, если бы при доносе о посольстве де Лорена и д’Эфиа, при разговоре об известных письмах, содержание которых необходимо было знать Людовику, Скаррон не указала ему на маркизу как на средство достичь желаемого. Хитрая вдовушка ловко настроила Монтеспан, снабдила ее копиями писем, доставленными ей аббатом Лашезом, и вот, вполне сознавая свои преимущества, маркиза начала свой любовный роман с королем, за который очень дорого ему пришлось поплатиться. Услужливые друзья сообщили, о чем следует, мужу красотки, между супругами произошла бурная сцена, и маркиз, не будучи в состоянии оценить всей великой милости к его супруге, потребовал от Людовика XIV удовлетворения, как от обыкновенного смертного. Бедный маркиз был, конечно, тотчас арестован и сослан в отдаленнейшее из своих поместий с должным внушением, что если он не успокоится и не замолчит, то его подвергнут суду за оскорбление величества. Дело на этом и остановилось, но королю все-таки было не по себе. Он чувствовал, что попался в ловушку, но винить мог лишь самого себя. Он ясно сознавал, что не может иметь разом двух метресс: сохраняя хорошие отношения с Монтеспан, он наносит герцогине Анне смертельное оскорбление. А ведь Людовик просто боготворил ее, преклонялся перед ее умом, знал ее верность, так многим был обязан ей! К счастью, благодаря жене маршала Гранчини и другим догадливым лицам представился случай вывернуться из двусмысленного положения. Король схватился за него обеими руками, находя его вполне законным потому только, что средство представилось вовремя — герцог де Лозанн был во многом похож на де Гиша и де Лорена, был разве не так зол и дерзок. Однажды он уже возбудил гнев короля своей попыткой жениться, вопреки королевскому запрещению, на единственной дочери Гастона Орлеанского, принцессе Монпансье, вдове маршала де Тараскона. Лозанна арестовали, засадили в Бастилию, но вскоре он был освобожден и даже получил милостивое разрешение на женитьбу. Жена его скоро умерла, а своим ходатайством за Лавальер Лозанн совершенно примирился с королем. С этих пор он стал разыгрывать роль самого горячего почитателя Людовика и мечтал только, как бы добиться такой же милости, какой пользовался у короля Фейльад. Это казалось нетрудно, так как он пристроился к свите Анны Орлеанской и Лавальер и был теперь с ними во Фландрии. Мадам Гранчини вовремя заметила, что между Лозанном и госпожой дю Рок завязывается короткое знакомство; вовремя же сумела она предоставить, кому следует, разные галантные записочки, — и вот к бедной Лавальер, как снег на голову, явилось приказание удалиться в монастырь, а Лозанну велено навсегда оставить Францию. Доставление этих приказаний и наблюдение за их строгим выполнением было возложена на де Гиша: этой ценой он купил себе свободу и прощение Людовика XIV. Маркиза Монтеспан победила, а с нею и австро-испанская политика, но положение маркизы было все-таки очень двусмысленно и служило мишенью всевозможных колкостей, насмешек и острот.

По официальному приказу короля Тюренн и Филипп Орлеанский заняли Лотарингию. Первый, расположившись на западе, наблюдал за Эльзасом и Франш-Конте, принц же держал в повиновении север и Нанси, столицу Карла III, но в то же время имел постоянные сношения с корпусами маршалов Креки и Гокинкура, стоявшими в испанских Нидерландах. Поход назначен был в зимнее время. Желая несколько сгладить пред Карлом Лотарингским, своим заподозренным союзником, резкое появление непрошеных и неприятных гостей и придать этому посещению более приличный вид, Людовик назначил герцогиню Анну дипломатическим агентом при ее супруге, строго приказав Филиппу отложить на этот раз в сторону все домашние дрязги и думать только о славе и чести Франции. Худо ли, хорошо ли, но Филиппу пришлось сблизиться с Анной, говорить с нею о королевских депешах, о военных делах, словом, употребить все меры, чтобы не дать заметить почти неприятельскому лотарингскому двору их семейного разлада. Герцог Филипп чувствовал, что король ему не вполне доверяет, что положение его шатко, и перестал быть человеком, ставящим свои личные дела выше своего вполне заслуженного военного значения.