Людовик XIV, или Комедия жизни

— Он должен будет заключить его! И такой мир, которого он и не ожидает, мир, продиктованный мною! Пусть узнают он и его лицемерные друзья, чего стоит твой меч и мое перо! Помнишь, в чем поклялась я тебе однажды? Я сказала, что поставлю Орлеанов выше Лилий, и повторяю теперь мою клятву: если не выше, то наравне! Мы не добьемся ничего для самих себя, может быть, но дети наши будут на престоле!

— Я покорно последую всюду за тобой, моя дорогая, любимая Анна! Я буду таким верным, послушным учеником, что заставлю от зависти побледнеть Людовика!

Восемнадцатого февраля, во время утреннего завтрака, граф Таранн поспешно вошел в герцогскую столовую.

— Лорен бежал сегодня ночью из городской тюрьмы. Иезуиты сумели помочь ему, несмотря на строжайший и бдительный надзор!

— Бежал! — Анна пристально посмотрела на принца. — Он будет жить на нашу погибель? Вы понимаете теперь, с кем он и какая партия овладевает королем? Лорен — звено опасной цепи, протянутой от Рима до Нанси! Но мы еще посмотрим, кто победит! Закуйте в кандалы д’Эфиа и старую Марсан, приставьте к ним постоянный караул с заряженными мушкетами. Такое положение дел становится невыносимым!

— Какое положение дел, ваше высочество? — спросили разом герцог Филипп и Таранн.

— Положение, в которое поставила нас в Версале иезуитская камарилья. Но и мы услужим ей, услужим так, как она и не ожидает, а лотарингское приключение послужит нам же на пользу.

Принц хотел предложить ей еще вопрос, но в столовую вошел Фейльад.

— Извините, ваше высочество. Экстренный курьер из Версаля.

Он подал принцессе пакет с депешами. Анна распечатала его и вынула письмо.

— От короля, — вполголоса произнесла она.

— Надеюсь, ничего дурного? — тревожно проговорил Филипп.

— Дурного!.. Боже сохрани! Двадцать пятого января Голландия, Швеция и Англия заключили союз против нас. Иоганн де Витте и лорд Темпл устроили это дело.

— Англия против нас? — вскричал принц.

— Конечно, против. Прочтите сами.

— Пол-Европы встает, следовательно, против Франции. Неужели враги должны победить? — с раздражением выговорил граф Таранн.

— Конечно, должны победить! — смеясь, повторила Анна.

— Принцесса, и вы, вы смеетесь, когда его величество в отчаянии и призывает вас!

— Потому-то я и смеюсь, что его величество в отчаянии и призывает меня, любезный маршал! Ведь это смешно, Филипп, не правда ли?

Принц, с удивлением вглядывавшийся в ее насмешливое лицо, кажется, начал понимать, в чем дело.

— Мы заключим мир, как вы и предсказывали, — выговорил он наконец.

— Да, мы заключим мир.

— Неужели вы думаете, ваше высочество, что Людовика Великого могут принудить подписать мир? — вскричал Фейльад.

— Ну это уж его дело! Живо, маршал, отправляйтесь в Версаль! Сообщите королю обо всем случившемся в Нанси, передайте ему то, что сейчас говорила я, да не забудьте рассказать, как я смеялась, читая его депеши. Через три часа я и месье выедем тоже в Париж, захватив наших пленных. Хотела бы я видеть теперь физиономии Кольбера, Тюренна и Конде!

Франция в эту минуту походила на кровного скакуна, остановленного на всем скаку непредвиденным препятствием: конь отскакивает, встает на дыбы, грозя сбросить слепого седока. Так было и с Людовиком. Постоянные победы до такой степени усилили национальную самонадеянность французов, что они бросили все стеснения, потеряли всякое уважение к трактатам. Людовику казалось мало подчинить себе пол-Европы. Нидерланды были покорены, Рейн от Швейцарии вплоть до моря был почти в его руках, он спешил теперь покончить с Австрией. Это казалось тем легче, что Бредский мир принудил молчать Данию и Голландию. И вдруг перед победоносным королем, перед Великим Людовиком нежданно-негаданно встал Северный союз! Англия, еще так недавно его покорный вассал, соединилась теперь с Голландией, Швецией, Австрией и Испанией и предписывала ему мир! Страшный удар был нанесен самолюбию Людовика: он, победитель, должен просить мира, если не хочет пасть под грозным натиском всей Европы! Сияющее лицо Кольбера, сдержанная радость Терезии и ее клики показывали, что шаг этот неизбежен.

Эти противники его замыслов в его же собственных владениях приводили короля в неописуемую ярость, он ежеминутно готов был уничтожить их, но сдерживался, понимая, что таким взрывом он скомпрометировал бы самого себя, выдал бы только свою слабость. Людовик вполне чувствовал теперь, как необходим ему его друг и советник — герцогиня Орлеанская, но и скорое возвращение ее не совсем радовало Людовика: он знал свою вину.

В таком невыносимом положении застал короля маршал Фейльад. Свято исполняя приказание принцессы, он передал Людовику все подробности лотарингской истории, рассказал, как приняла Анна известие о союзе против Франции и как смеялась, читая приказание, призывавшее ее обратно в Версаль. Краска стыда и гнева покрыла лицо короля при последних словах маршала. В душе его вдруг возникло подозрение, что Анна навеки потеряна для него и, может быть, стала его злейшим врагом.

— Когда принцесса будет здесь? Дня через четыре?