Людовик XIV, или Комедия жизни

— Герцог Анжуйский, всепокорнейший брат вашего величества, приказал мне передать свой всенижайший поклон и узнать приказания вашего величества.

— Мы имеем для нашего брата одно только приказание, чтобы он веселился как можно дольше. Кольбер, предупредите живописца о нашем прибытии.

Статс-секретарь поспешил вперед. Король медленно прошел среди расступившихся придворных, которые провожали его глубоким поклоном и, сопровождаемый тремя двоюродными братьями, вошел в Луврскую галерею. Вдруг точно из-под земли перед ним вырос маршал де Фейльад и преклонил колено.

Король вздрогнул и остановился.

— Вы опять здесь? Вы слишком злоупотребляете правом маршалов являться на аудиенции. Или вы, может быть, полагаете, что ваше ежедневное появление приводит нас в хорошее расположение духа?

Все невольно отодвинулись от маршала, появление которого было так неприятно королю, и со страхом ожидали развязки этой сцены.

Один Фейльад не растерялся и сохранил свою солдатскую улыбку.

— Царь Вселенной! Солнце не отказывает и последнему червяку в своих живительных лучах, а кто же оное солнце, как не вы, божественный король? Я знаю, что мое присутствие причиняет неудовольствие вашему величеству, и потому только осмеливаюсь появляться перед светозарными очами моего повелителя, что, по уверению докторов, немного скуки и раздражения необходимы для полного здоровья! О, если б я смел надеяться, что, навлекая на себя ваше неудовольствие, я в то же время укрепляю ваше драгоценнейшее здоровье, тогда, может быть, моя заветная мечта могла бы осуществиться!..

Король улыбнулся полусердито-полупрезрительно:

— В чем же заключается ваша заветная мечта?

— Стать когда-нибудь против справедливейшего, высочайшего желания вашего величества вашим преданным любимцем.

— Вот замечательная глупость! Если вы рассчитываете заслужить мое расположение, постоянно раздражая меня, то, пожалуй, вы достигнете этого печального триумфа.

С этими словами король отправился далее. Живописец Миньяр стоял в почтительной позе около своего мольберта, когда его величество вошел в мастерскую.

Людовик бросил на него милостивый взгляд и тотчас же обратил свое внимание на расставленные картины:

— Не стесняйтесь высказывать ваше мнение, господа.

Не забывайте, что эти произведения искусства должны служить предметом удивления для наших потомков, поэтому мы должны быть как можно строже в выборе.

Кольбер незаметно толкнул Миньяра и шепнул:

— Не беспокойтесь, он найдет все прекрасным.

— Куда определены эти картины, Кольбер? — обратился к нему Людовик XIV.

Кольбер поспешил подойти к монарху.

— Колесница Аполлона предназначается для плафона в большом зале, в Марли, а та большая группа, представляющая посещение Марсом богини Минервы, будет в числе фресок в Версале.

— Группа Марса или Минервы прекрасна, но Аполлон, хотя и отличается, бесспорно, чрезвычайно красивым лицом, но маловыразителен.

— Придание выражения представляет чрезвычайную трудность для живописца, если он рисует без живого оригинала, — заметил герцог Бульонский.

— Как ваше мнение, Миньяр? — спросил король.

— Герцог изволил сделать совершенно верное замечание. Я нарочно рисовал некоторые фигуры без натурщиков, не зная, кого ваше величество пожелает олицетворить в этих картинах. Впрочем, недостаток выражения в лице Аполлона я мог бы сейчас же исправить, если бы только смел следовать моему вдохновению…

— Можете заканчивать вашу картину, не стесняясь нашим присутствием, мы очень любим всякие экспромты.

Миньяр схватил кисть.

— Не угодно ли будет вашему величеству присесть на несколько минут?

Он поставил королю кресло как раз напротив мольберта.

— О, да вы, приятель, льстец! — сказал король, слегка краснея: самолюбие его было чрезвычайно польщено.

— Мы, художники, не умеем льстить, ваше величество.

— Ну, Миньяр, не робейте! Это первый шаг к счастью, — шепнул ему Кольбер.

Король опустился в кресло.

Художник начал рисовать, он сделал всего только несколько штрихов на лице Аполлона, и сходство его с Людовиком XIV стало поразительно.

— У него громадный талант! — заметил герцог. — Он пристыдит Лебрена и всех наших академистов.

— В самом деле, поразительное сходство, — воскликнул удивленный Людовик XIV.

В это время Конти рассматривал портреты, развешанные по стенам мастерской. Вид одного из них вызвал у принца невольный крик удивления.

— Что с вами, кузен? — спросил король, подходя к нему. — А! Какая интересная голова! Вы знаете, кто это?

— Да, ваше величество, это портрет моего друга, который был в Пезенасе моим утешением и поддержкой, который врачевал мои душевные раны и открыл передо мной истинный путь. Ваш всепроницающий взгляд, сир, должен угадать, что это за человек.

— Что это за человек? — сказал король… — Судя по выражению лица, по позе… он должен быть поэтом!

— Вы угадали, ваше величество!