Острота была довольно колкая; она остановилась в горле герцога д'Егильона, который удвоил свою жестокость к жителям Бретонской провинции.
Тогда бретонцы ожесточились против него и обвинили его в неверности и измене престолу и отечеству, ходатайствовали о немилости к нему короля и этим самым подавали помощь Шуазелю, который давно уже хотел уничтожить герцога д'Егильона и ждал только для этого удобного случая. Принужденный бороться в одно и то же время против первого министра и против парламента, герцог д'Егильон употребил все возможные средства к своей защите и объявил ла Шалоте главным зачинщиком заговора против себя. Ла Шалоте был заключен в тюрьму. Между тем беспорядки и волнения в Бретани начались снова, и еще с большей, чем прежде, силой; король, оставаясь чрезвычайно недоволен губернаторством герцога, сменил его и на его место назначил герцога Дюра. Это отставление от должности, которое было ударом для герцога, дало новые силы парламентам: они возобновили свои жалобы на герцога д'Егильона. Дело о взяточничестве и лихоимстве герцога было перенесено из Бретонского парламента в Парижский, который объявил себя против обвиненного и грозил наказать его по всей строгости законов. Тогда-то именно герцог д'Егильон, равно как и дядя его герцог Ришелье, познал необходимость составить себе протекцию у короля и вывел на сцену госпожу дю Барри.
Интрига удалась как нельзя лучше. Чрез графиню дю Барри герцог д'Егильон исходатайствовал у короля приказание уничтожить начавшийся о нем судебный процесс, и когда парламент вновь послал королю декрет, в котором обвинял д'Егильона за его противозаконные поступки, то король, вместо того чтобы отвечать на этот декрет, собрал королевский совет в Версале; в этом совете герцог д'Егильон заседательствовал между пэрами.
Итак, вот в каком состоянии находились дела в описываемую нами эпоху.
В это время председателем Парижского парламента был Мопеу-сын; Мопеу не довольствовался этим званием и старался подняться выше: он хотел быть канцлером.
Дабы не упустить случая быть пожалованным в эту должность, он обещал помогать Шуазелю действовать против герцога д'Егильона, а герцогу д'Егильону обещал то же против Шуазеля и, найдя таким образом себе защитников в двух враждебных партиях, имел полный успех относительно своего домогательства на должность государственного канцлера, которая и была обещана ему после отставки или в случае смерти его отца, занимавшего эту должность.
Это был человек пятидесяти пяти или шести лет, среднего роста, который своим врагам казался всегда страшным, несмотря на его прекрасные, исполненные ума и жизни глаза. Он имел вид грубый, жестокий, был вспыльчив, раздражителен, имел цвет лица зеленовато-желтый, что заставило маршала Бриссака называть его президентом Лимоном.
Мопеу был чрезвычайно вкрадчив, лукав, дальновиден и жаден до похвал и лести, откуда бы он их ни получал. Сделавшись председателем парламента, он спросил однажды у одного из своих приближенных, что думают о нем при дворе. Вопрошаемый не хотел было сначала ничего сказать в ответ, но, вынуждаемый удовлетворить любопытство вопрошавшего, сказал, что при дворе все считают его чрезвычайно гордым и неприступным.
— Только-то? — отвечал первый президент. — Ну, так им скоро придется переменить мнение обо мне!
И действительно, с этого времени он сделался ласковым со всеми, кротким, любезным, приветливым. Как человек с умом дальновидным и проницательным, он заранее смотрел в будущее и рассчитал, что старый министр не может отдавать перед ним преимущество молодой и хорошенькой фаворитке короля. Поэтому, вступив в должность государственного канцлера, он явным образом стал заискивать дружбы графини дю Барри. Он часто бывал у нее, старался во всем угождать ей, предупреждать малейшие ее желания, привозил лакомства обезьяне ее Мистигри, которая нередко стаскивала с его головы парик, играл с ней — он, государственный канцлер! — равно как и с маленьким ее негром Замором, — словом, делал все, чтобы только найти себе защиту и покровительство у той, которая могла много чего сделать в его пользу, ибо имела большое влияние на короля. Он назвал даже графиню дю Барри своей кузиной, подобно тому как императрица Мария-Терезия величала этим дружеским именем гордую и тщеславную маркизу Помпадур.
Глава 10
В продолжение этого времени враги Шуазеля употребляли всевозможные средства, чтобы только унизить его в глазах Людовика XV. Против Шуазеля составлен был заговор, целью которого было свергнуть его с высоты его политического значения.