Людовик XV и его эпоха

Аббат Броглио, на обязанность которого возложена была переписка по дипломатической части с иностранными державами и который имел вне пределов Франции повсюду тайных агентов, объявил Людовику XV, что Шуазель был более предан Австрии, нежели Франции, несмотря на то что сей последней он во многом обязан.

Графиня де Барри достала от кого-то портрет Карла I, писанный талантливой кистью Ван-Дейка; этот портрет, составляющий в настоящее время лучшее украшение Парижского музея, она повесила в своей комнате пред диваном, на который всегда имел обыкновение садиться король.

— Что это за портрет? — спросил Людовик XV.

— Короля Карла I, государь, — отвечала фаворитка.

— Зачем он тут повешен?

— Чтобы напомнить вашему величеству о царствовании этого государя.

— Для чего же вы хотите напомнить мне о его царствовании?

— Парламент оказывает сопротивление, государь… Вы должны его уничтожить…

— А! Понимаю, — отвечал Людовик XV, нахмурив брови, — теперь я понимаю.

Однажды король, придя к дю Барри, нашел ее кухню в лучшем, чем прежде, состоянии.

— Что причиною такой перемены? — с любопытством спросил он.

— Эта перемена произошла оттого, государь, — отвечала фаворитка, — что я прогнала моего Шуазеля; когда же вы прогоните вашего?

Между тем королю передана была нота о министре его Шуазеле; в этой ноте говорилось, что Шуазель имел от королевы Марии-Терезии обещание сделаться неограниченным властелином (т.е. королем), с полной гарантией на передачу этого звания своему потомству, если только он сумеет оставить Силезию за Австрийским императорским домом.

Герцог Ришелье, герцог д'Егильон и графиня дю Барри не иначе стали называть Шуазеля, как королем Шуазелем или маленьким королем.

Почти в это же время герцогиня Граммон, объезжавшая провинции и возмущавшая парламенты, забыла в каком-то городе захватить с собою письмо, которое писала к Шуазелю; письмо это отослано было в Париж и передано госпожой дю Барри королю.

Людовик XV, входя однажды к своей фаворитке, увидел, что она занимается бросанием вверх, попеременно, двух красных мячиков: мячики эти были апельсины.

— Прыгай, Шуазель!.. Прыгай, Прален! — приговаривала она, не переставая играть при входе короля.

Король спросил ее, что это была за новая игра.

— Игра в скачки, государь.

И при этих словах она вручила королю письмо герцогини Граммон: это было 24 декабря 1770 года.

Королю давно уже надоели все эти беспорядки и неудовольствия, которые окружали его; он ждал только случая выместить свой гнев на виновниках этих беспорядков, и так как теперь случай к этому представился, то он решился воспользоваться им.

Он взял перо и написал:

«Брат мой, Шуазель!

Неудовольствия, которые причиняет мне ваша служебная деятельность, заставляют меня сослать вас в Шантлу, куда вы должны отправиться в двадцать четыре часа; я бы вас сослал гораздо далее, если бы не имел особенного уважения к вашей жене, здоровье которой мне дорого. Берегитесь, чтобы ваши поступки не заставили меня принять против вас более сильные меры. За сим, брат мой, я молю Бога за ваше здравие.

Людовик».

Написав это письмо, король взял другой лист бумаги и написал Пралену следующие строки:

«Мне служба ваша более не нужна. Я отсылаю вас в Прален, куда вы должны отправиться в двадцать четыре часа.

Людовик».

Изгнание Шуазеля повело за собой множество беспорядков, так как у Шуазеля было очень много приверженцев. Но эти беспорядки нисколько не устрашали герцога д'Егильона; взяв в свое заведование министерство иностранных дел, он, дабы лучше действовать на поле политической деятельности, составил триумвират вместе с канцлером Мопеу, третьим членом которого избран был аббат Терре, известный интриган и политик своего времени.

Представим теперь вниманию наших читателей портрет министра Шуазеля, набросанный рукой Людовика XVI в 1777 году. Этот портрет верен, хотя и написан семь лет спустя после той эпохи, о которой мы говорим.

«Шуазель, как человек смелый, решительный, предприимчивый, имел в своей душе достаточно энергии, чтобы поражать всех своей гордостью и величавостью; к тому же он имел достаточно средств, чтоб казаться большим, чем он был на самом деле.

Он был жаден до любви, славы и почестей, и если на что решался, если что предпринимал, то с такой силой воли, с такой твердостью, что пренебрегал всеми препятствиями, как бы они велики ни были.

Герцог Шуазель имел грубый, жестокий характер; он ни на что не смотрел, пренебрегал всем, лишь бы только достигнуть предположенной им цели.