Людовик XV и его эпоха

– Если вы, сударыни, не чувствуете себя в силах сопротивляться приказаниям, которые угодно было его величеству отдать насчет вас во время его болезни, то я вызываюсь вас защищать… Я берусь за все!

Это предложение герцога заставило епископа еще более выйти из себя.

– Хорошо же! – воскликнул он. – Если это так, то я прикажу обесславить этих женщин! Немилость к ним короля будет иметь такие последствия, каких бы я никогда не пожелал даже самому злейшему моему врагу!

Шатору и сестра ее, пораженные такими словами епископа, воздели руки к небу, закрыли лицо и, пристыженные, вышли из покоев короля, боясь даже взглянуть на кого-либо.

Но для разгневанного прелата это показалось недостаточным. Он возвратился к королю и сказал ему взволнованным голосом:

– Государь, по законам церкви и по правилам наших святых отцов возбраняется приносить св. Тайны, когда фаворитка находится еще в городе. Прошу вас, государь, отдать вторично приказание о ее немедленном выезде, ибо нельзя терять время… Вы в таком состоянии, что можете скоро умереть!

При мысли о смерти король весь задрожал. Он исполнил все, что требовал от него епископ Суассонский: обе фаворитки были выгнаны из дома при криках и бранных словах народа. Они бросились было просить себе лошадей и экипаж в королевские конюшни, но никто не захотел дать им даже самой простой кареты, дабы помочь им выехать с меньшей опасностью из города. Каждый, кто как мог, отказывал им в их просьбе. Один только человек подал им руку помощи и дал своих лошадей и карету: это был граф Бель-Иль, который знал уже по опыту, что такое немилость короля и как неоценимо дорога бывает в это время подача помощи, как друга.

Госпожи де Бельфон, дю Рур и де Рюбампре были единственными провожатыми изгнанниц, которые, среди ругательств и проклятий толпы, проехали через город и помещены были в загородный дом, находившийся в нескольких лье от Меца. Но и это помещение могли достать им с большим трудом, потому что каждый домовладелец отказывался принять их, как будто они были прокаженные.

Одержав таким образом победу над партией фаворитов и фавориток, епископ Суассонский предложил королю исповедаться и причаститься св. Тайн, на что король изъявил полное согласие. Но, дабы восторжествовать вполне, он пожелал еще лишить герцогиню Шатору ее звания гофмейстерины двора дофины и испросил на то разрешение короля.

Изгнанницы находились лишь в трех лье от двора. Прелат требовал, чтобы они были удалены на пятьдесят, если не более, лье.

Король исполнил и это желание своего духовника и сам, своими словами, объявил собравшимся однажды утром принцам крови и вельможам своего двора, что он запрещает герцогине Шатору и госпоже де Лараге жить близ местопребывания двора, считая расстояние не менее пятидесяти лье, и что лишает Шатору звания гофмейстерины двора дофины, равно как и сестру ее звания статс-дамы дофины.

Между тем королю делалось все хуже и хуже. 15 августа, в шесть часов утра, приглашены были все принцы крови присутствовать на молитве умирающего. С семи часов до часа пополудни король находился в бесчувственном состоянии. Д'Аржансон начал уже собирать на столе королевские бумаги; герцог Шартрский немедленно сел в почтовую карету и поскакал в армию, на Рейн, для уведомления о состоянии здоровья короля. Все доктора удалились, и августейший больной, находясь между жизнью и смертью, был предоставлен попечению шарлатанов. Один из них, имя которого осталось неизвестным, заставил его принять большую дозу рвотного порошка. От принятия этого порошка короля стало тошнить, но вместе с тем ему сделалось заметно лучше.

В продолжение этого времени изгнанницы были уже далеко от Меца и спешили возвратиться в Париж, дабы избавиться от позора и оскорблений, сыпавшихся на них со всех сторон. Госпожа Ренон, жена советника, которую чернь приняла за одну из них, была публично оскорблена. Сами же изгнанницы едва не были растерзаны на куски в Ла Ферте-су-Жуарре, где их узнали, и своим спасением были обязаны одному богатому помещику этого края, который взял их под свое покровительство и расстался с ними только тогда, когда они выехали за город.

Между тем король, измученный своей болезнью, стал беспрестанно требовать к себе доктора Дюмулена, пользовавшегося в то время большой известностью. За Дюмуленом посылали курьера за курьером. Он приехал к королю в то время, когда состояние его здоровья начало немного улучшаться. Дюмулен объявил его величеству, что он находит выздоровление его несомненным.

17-го числа он сказал королю, что отвечает за его жизнь.