Людвиг II

Мы уже знаем, что тотчас же по вступлении на престол Людвиг послал своего доверенного человека, кабинет-секретаря Франца фон Пфистермайстера, чтобы тот разыскал и пригласил в Мюнхен Рихарда Вагнера. Пфистермайстер и был тем самым человеком, «называвшим себя секретарем короля Баварии», получение карточки которого так неприятно поразило Вагнера в Штутгарте. Кабинет-секретарю действительно пришлось очень постараться, чтобы выполнить приказ своего короля. Он тщетно искал Вагнера сначала в Вене, затем в Мариафельде и, наконец, к величайшей своей радости, нашел его в Штутгарте. Пфистермайстер передал Вагнеру письмо от Людвига II вместе с его портретом и кольцом, посланным в подарок. «В немногих, но проникших в самую глубь моего сердца словах монарх выражал восхищение моей музыкой и свое твердое намерение отныне в качестве друга избавить меня от гонений судьбы».[69]

Кроме того, Пфистермайстер сообщил Вагнеру, что король желает видеть композитора немедленно и что на следующий же день они отбывают в Мюнхен. Жизнь Вагнера резко повернулась на сто восемьдесят градусов. В это же самое время управляющий Мюнхенским королевским придворным и национальным театром барон фон Галль (von Gall) сообщил Вагнеру, что «Лoэнгрин» принят к постановке (опять «знак свыше» — именно «Лоэнгрин»!), и тут же вручил причитающийся гонорар. «В пять часов вечера я встретился на вокзале с Пфистермайстером, чтобы вместе с ним отправиться в Мюнхен. Туда было дано знать по телеграфу о нашем приезде на следующее утро. В тот же день я получил из Вены письма, самым настойчивым образом отговаривавшие меня от намерения вернуться туда. Но ужасам этого рода больше не суждено было повторяться в моей жизни. Путь, на который судьба призывала меня для высших целей, был полон опасностей, никогда не был свободен от забот и затруднений совершенно неизвестного мне до сих пор характера. Но под защитой высокого друга бремя пошлых жизненных невзгод никогда больше не касалось меня»[70].

Это последние строки вагнеровских воспоминаний, озаглавленных «Моя жизнь». В том, что Вагнер завершил свои знаменитые мемуары именно так, возможно, кроется глубокий символический смысл. Вагнер начал диктовать автобиографию своей будущей жене Козиме 17 июля 1865 года, в самый пик отношений с Людвигом II, а закончил через 15 лет, в 1880 году, когда достиг предела своих мечтаний и был занят созданием своей «лебединой песни» — «Парсифаля». Встреча с королем действительно воспринималась им как освобождение от прошлой жизни и начало жизни совершенно новой, окончательный водораздел между «революцией снизу», мечты о которой лелеял композитор во времена Дрезденского восстания, и «революцией сверху», исповедуемой им ныне. Другими словами, переход от теории к практике.

В этом отношении очень показательна статья «О государстве и религии», написанная Вагнером в августе 1864 года. В ней окончательно утверждается идея о том, что только воля идеального монарха, благородного и просвещенного, сможет возродить свою страну и привести ее в едином патриотическом порыве к торжеству духа. Эта статья, вдохновленная знакомством с молодым королем, — наглядная демонстрация того, что «бывший революционер» снова воскрес для новой романтической борьбы, то есть борьбы, изначально обреченной на поражение…

Пожалуй, именно Людвиг II как раз и воскресил в Вагнере веру в то, что грандиозные мечты композитора о перевоспитании мира могут быть воплощены в реальности. Ведь, имея преданного покровителя в лице короля, первого лица в государстве, можно надеяться возвести высокое искусство в ранг закона; во всяком случае, высшие государственные сановники традиционно подобострастно следуют пристрастиям своего монарха. Значит, высший свет Баварии будет исповедовать идеалы Вагнера. А следовательно, композитор сразу получает в свое распоряжение целое государство. Повторим, Вагнер надеялся, что можно воспитать вкус публики «в одной отдельно взятой Баварии» и уже оттуда свет истинного искусства распространится сначала на всю Германию, а затем и на весь мир. «Утопия», — отчаивался Вагнер до встречи с Людвигом II. «Реальность!» — поверил он после этой встречи.

Итак, король обещал оказать композитору самое радушное гостеприимство и широкую материальную поддержку. Вот она, та «своевременно предложенная, основательная помощь», о которой тщетно мечтал Вагнер в тяжелые дни бегства из Пенцинга от кредиторов, находясь на грани отчаяния, устав от бесконечных нападок критики, не находя понимания среди театральных деятелей, которые намеренно искажали идеи его произведений, и певцов, занятых лишь личным успехом у публики в ущерб цельности общего впечатления. (Надо сказать, что Людвиг II помимо всего прочего единовременно уплатил все долги композитора, таким образом полностью избавив его, правда лишь на время, от преследования кредиторов!)