Людвиг Кондратович (Вл. Сырокомля)

Но не внѣшняя красота, не внѣшняя только сила производятъ такое чарующее, магическое впечатлѣніе на душу поэта; причина могучаго вліянія этого коренится въ чувствѣ самого поэта. Къ голосу могущественной, дикой природы физической должно приложиться еще нравственное убѣжденіе, нравственное чувство самого поэта для того, чтобы сдѣлалось понятнымъ это тѣсное сближеніе съ непосредственно окружающей жизнью и природой. Отриньте, уничтожьте это чувство, эту особенность внутренняго міра, и голосъ внѣшняго міра сдѣлается совершенно непонятенъ, и вы очутитесь передъ неразрѣшимой загадкой. Любовь къ родинѣ, патріотизмъ, въ благороднѣйшемъ, чистѣйшемъ значеніи этого слова, никогда не можетъ быть построенъ внѣшнею аргументаціей, сдѣлаться осязательнымъ, явнымъ, посредствомъ внѣшняго анализа, внѣшней критики. Скажемъ болѣе, не можетъ даже существовать безъ цѣлаго ряда другихъ особенностей нравственнаго міра, которыя являются, такимъ образомъ, необходимыми условіями самаго его существованія. Патріотизмъ является однимъ только изъ звѣньевъ нравственной системы, однимъ изъ условй нравственнаго духа, стоящимъ въ необходимой, непосредственной связи со всѣми остальными, со всею жизнью духа. Нелѣпо и безсмысленно утвержденіе: я не виноватъ, что не имѣю ни къ отечеству моему, ни къ народу достаточно пылкой любви, ибо ни природа моей страны, ни народъ мой не производитъ на меня достаточно сильнаго впечатлѣнія. Патріотизмъ зиждется или, вѣрнѣе, долженъ созидаться вовсе не на внѣшней силѣ впечатлѣнія и составляетъ, отнюдь, не послѣдствіе магическаго вліянія внѣшнихъ силъ, а произведеніе нравственныхъ, зиждущихъ потребностей духа, послѣдствіе самой нравственной жизни. Въ числѣ горестей и скорбей, сопутствующихъ жизни его, какъ поэта, Кондратовичъ ударяетъ съ особенною силою и на то, что непостигаемою, непонимаемою остается самая любовь его къ родной странѣ и народу.

 Кто пойметъ, чѣмъ я занятъ, почему меня тянетъ

 Пѣть въ родимой деревнѣ;

 Нѣтъ, бряцая струнами передъ Богомъ во храмѣ,

 Предъ народомъ въ харчевнѣ.

Эту-то нравственную причину любви къ родному краю и родному народу и анализируетъ Сырокомля, можетъ бытъ, глубже, чѣмъ-какой бы то ни было другой поэтъ. Разумѣется, анализъ этотъ не является у него нигдѣ въ видѣ сколько нибудь округленнаго философскаго трактата, и мы, для представленія чувствъ и мыслей его во всей полнотѣ, должны коснуться отдѣльныхъ мѣстъ нѣсколькихъ различныхъ его произведеній.

Прежде всего признается самъ Кондратовичъ, что въ природѣ излюбленнаго края точно такъ же, какъ и въ особенностяхъ его народа, нѣтъ ничего, чтобы одною уже своею внѣшностью невольно приковывало бы чей бы то ни было взглядъ, невольно заставляло бы себя любить; что любовь въ нему можетъ объясняться никакъ не магическою силой внѣшняго впечатлѣнія, роскошью внѣшнихъ красокъ и т. п. Внѣшній взоръ магически не поражается скудною самой по себѣ природою, а возможность внутренняго взгляда существуетъ только для того, кто уже любитъ. Это, такъ сказать, первое положеніе, первый тезисъ, изъ котораго выходятъ убѣжденія нашего поэта.

 О, Литва моя святая, о, мой край родной!

 Милы мнѣ твои пустыни, твой просторъ глухой!

 Неприглядно и непышно смотритъ глушь твоя, —

 Не напомнишь ты собою южные края,

 Гдѣ въ поляхъ земнаго рая роскошь и краса,

 Гдѣ оливою и миртомъ заросли лѣса,

 Гдѣ въ сіяющей лазури тонутъ выси горъ

 И чаруютъ красотою пораженный взоръ.

……

 Нѣтъ, въ тебѣ, мой край родимый, нѣтъ такихъ красотъ;

 Небеса твои безъ блеска, сумраченъ твой видъ;

 И очей питомца юга онъ не поразитъ….

 Не сверкаетъ въ водопадахъ рѣкъ твоихъ волна,

 А въ лѣсахъ твоихъ осина, ольха да сосна;

 Неотесаны и грубы бревна избъ твоихъ;

 Ветхи кровли изъ соломы, мохъ ростетъ на нихъ,

 А подъ кровлями твоими простъ и дикъ народъ,

 На него взглянувши скажутъ: трехъ не перечтетъ.

Въ началѣ другой поэмы, рисуя съ большею подробностью природу еще болѣе скудную, Сырокомля говоритъ: