Люфт. Талая вода

– Уже? – В голосе прозвучала тревога, и она тяжело вздохнула.

– Молли оставила для тебя яблочный пирог и печеную тыкву, – Роб рассмеялся. – Не знаю, как ты управишься с подгоревшей тыквой, но мне пришлось делать вид, что это невероятно вкусно. Ты же знаешь Мол – будет смотреть за каждой ложкой и переспрашивать, все ли удалось. Попробуй скажи, что нет!

– Только не это. – Аннетт обернулась и демонстративно закатила глаза. Она неохотно отступила. Вечерняя влага холодным порывом ветра унесла остатки теплых прикосновений и окатила волной дождя.

Несмотря на непогоду, в мансарде было тепло. Утром солнце согрело через маленькое окошко деревянный пол. Ветер с силой забивал капли в узкие щели оконной рамы, и тонкие подтеки расплывались в небольшие лужи на подоконнике.

Сухие вещи приятно касались тела, и Ани, положив голову на изголовье кровати, наслаждалась шумом за окном. Роберт читал книгу.

Аннетт нравилось смотреть как Роб коротает вечера, наблюдать за неспешными движениями, слушать спокойное дыхание… Молчать. С ним было легко молчать. В этих немых сценах витали ощущения, эмоции. Порой ей казалось, что они позволяют прикоснуться к его душе, почувствовать перемены и «что-то», так волнующее ее сердце.

Иногда, чтобы стать ближе, достаточно помолчать.

* * *

Если бы Ани попросили рассказать о Роберте одним словом, то сейчас она с уверенностью выбрала бы «полярность». Полная противоположность действий. Утром он даже не поздоровался с ней. Просто принялся за работу, не обращая ни на что внимания. Словно ничего вокруг не существовало, кроме работы.

Хотелось спросить напрямую, что все это значит, но Ани не решилась. Ей не нужна была конкретика – это все могло испортить. Именно неопределенность чем-то успокаивала, давала понимание, что не стоит думать лишнего. Все так, как есть. Так, как должно быть. Сейчас она отнесет заказы…

На секунду показалось, что подвал изменился. Кто-то говорил на кухне. Незнакомые голоса обсуждали, но что? Разобрать слова не удалось. Яркое свечение испарилось, точно так же, как и мимолетное видение. Пустяки, скорее всего, она устала. Просто устала.

В феврале все так же рано темнело: пару часов назад снежные улицы отражали солнце, и вот вновь метель и темнота.

Аннетт постучала в дверь. Она стояла напротив особняка Нордманов, разглядывая облупившуюся краску на крыльце. Дерево пошло трещинами, стряхивая с себя масляное безобразие темно-коричневого цвета. На фоне красного кирпича пристройка выглядела нелепо и странно, словно ее поставили временно, на зиму, торопясь перед морозами. Неряшливость придавала ощущение, что хозяева уехали, оставив дом на произвол судьбы. Но это не так. Миссис Нордман редко выходила из дому. Ее не особо беспокоило то, что снаружи, ведь после зимы многое теряет привлекательный внешний вид.

Никто не открывал, и Аннетт постучала вновь – дверной звонок почему-то не работал. Ожидание томило, но ей не хотелось возвращаться домой, не отдав последний заказ. Ани тяжело вздохнула и собралась уходить, как дверь скрипнула и из-за нее показалась незнакомая женщина.

– Заказ, точно, ее заказ, – незнакомка хмурилась, пытаясь найти что-то в сумке. – Сколько я должна?

– Он оплачен заранее. Ничего.

– Простите, я первый раз здесь за… пять лет, многого не знаю, войдите, прошу, не стойте на пороге.

Женщина чем-то напоминала Эдварда: те же синие глаза, светлые волосы и при улыбке лишь одна ямочка на щеке. Вот только в ее внешности не было ничего приятного, скорее, она была отталкивающей. Небрежные движения, суета, раздраженность. Невооруженным взглядом ощущалась неприязнь и ненависть ко всему, что ее окружает.