Люфт. Талая вода

Они переглянулись, кивнули друг другу, подтверждая, что поняли, о чем речь. После этого Роб помог Ани встать, взял за руку и повел наверх. Все были настолько уверены в своих действиях, что Аннетт невольно поддалась этому, доверилась, позволяя другим позаботиться о ней.

– Тебя долго не было, ты устала.

Он укрыл ее одеялом, сел на край кровати, бережно и заботливо гладил шелковые волосы.

– Не вечер, но отдохни.

– Мы ведь виделись…

Аннетт сейчас напоминала замерзшего испуганного воробушка, который с трудом привыкал к теплу и с опаской принимал любую помощь. Но ненавязчивая и мягкая забота делала свое дело. Горечь отступила, воспоминания, ржавчиной разъедающие хрупкую фигурку, сменились легким волнением и трепетом. Тем самым, который говорит о влюбленности и желании верить. Роберту можно.

– Тише, об этом потом. Просто знай, что ты в безопасности. Все хорошо.

Горячая ладонь приятно согревала плечо. Он ничего не просил, не требовал. Ани с уверенность могла назвать его своим другом. Они столько прошли вместе… но язык не поворачивался сказать, что это отношения, – боялась.

– Спи, спи…

Роберт поцеловал ее в висок, укрыл сверху пледом. Ночь будет слишком холодной.

* * *

Метель за окном усилилась, все чаще напоминая о себе завыванием ветра и настойчивым свистом, с которым сквозняк пробивался в крошечные щели небольшого окна на кухне. Белая пелена скрывала Тальвиль от дремучей ночи и заставляла редких прохожих быстрее прятаться в домах или пережидать непогоду в сырых и едва отапливаемых подъездах. Город спал беспробудным ледяным сном.

– Она такая хрупкая и тревожная, – у Молли, прислонившейся спиной к столу, выступили слезы на глазах. – Ее затягивает хворь, чернота, и бедняжка никак не привыкнет к своей роли. Ей не хватает тепла. Даже изменение судеб не сильно влияет. Сделай хоть что-то, мне страшно ей обещать, что все наладится. А если нет?

– Что я могу сделать? Ни в одном из ваших блокнотов нет ничего о помощи. Сердце либо приходит в норму, либо тонет в вязкой черной жиже этих сновидений.

Роберт сидел за столом, опустив голову. В чашке с недопитым напитком виднелись утонувшие цветы и травы. Они напитались водой и теперь напоминали крошечный летний сад, в котором пахнет липой, вишней и теплом.

– Ты знаешь. И явно промолчишь. Зачем тянуть резину? Я ведь вижу, как смотришь, как она реагирует на твое присутствие.

– Молли, пойми, чувства не то, с чем торопятся. Тем более сейчас, когда ей страшно, одиноко и больно. Не стоит наполнять грязную чашу чистой водой. – Он сделал небольшой глоток, вздохнул, после чего продолжил: – Я не хочу, чтобы влюбленность осталась в ее душе тесно связанной с мраком и переживаниями.

– Но ты ведь не безразличен ей…

Она нахмурилась, а после притихла, понимая, что скажет лишнее и глупое. Ей, как девушке, хотелось бы знать, что она любима, важна.

– Но не потому, что помогаю. Я не хочу, чтобы она от меня зависела, чтобы пряталась в чувствах от безысходности. Сейчас ей нужна дружба, тепло и поддержка, не более.

Молли не задумывалась об этом. Сейчас все выглядело игрой и нерешительностью, попытками вызвать влюбленность, то приближаясь, то отдаляясь… но нет, Роберт все ограничивал намеренно, оставляя Ани право выбора, не лишая поддержки и заботы.

– Я тронута… значит, ты ее ценишь. Но смотри, так недалеко остаться другом навсегда. Сегодня ей хочется перейти грань и стать ближе, а завтра, не чувствуя отдачи, она закроется, заставит себя забыть о чувствах, поплачет в подушку и больше не наступит на те же грабли.

– Так было у тебя, потому что ты всегда куда-то торопилась. Или… не любила.

Роберт говорил осторожно, зная, что задел.

– Любила.

Ее шепот утонул в свисте чайника, девушка поспешила выключить плиту. Суетилась, старательно пряча слезы. Если с Ани ей удавалось чувствовать себя уверенной, взрослой и говорить правильные слова, то с Робом всегда складывалось иначе. Он видел ее насквозь, хотя ничего не спрашивал. Иногда хотелось сбежать и никогда не заглядывать в его зеленые глаза. Они, как болото, затягивали и топили в своих глубинах.

– Прости, должен был промолчать, но, Молли… – Он взял ее за плечи, повернул к себе. – Сними с себя ответственность за ее чувства ко мне. Если нужно остаться другом, значит, так решила Ани. Не говори с ней об этом, не настаивай. Дай возможность принять свое решение, а не решиться на что-либо только потому, что другие мужчины могут сделать больно.

Молли отшатнулась, ей не хватало самообладания, и слезы сами по себе оросили щеки.

– Я не хотел тебя задеть или обидеть. Просто дай ей жить своей жизнью.

– Не обидел, а вот ее можешь. И эта боль может стать последней каплей для нее в пекарне. Что мне тогда делать? Вновь скитаться по реальностям в поиске нового хранителя и сердца?

– Не дрожи так. – Он, несмотря на легкое сопротивление, обнял ее. – И не обвиняй меня в том, что сделали с тобой.

– Прости…

Молли расплакалась, спрятала лицо у него на груди, стараясь успокоиться, но ей не удавалось. Осознание своих ошибок змеиными кольцами сжимало горло.

– Иди в комнату. Завтра с утра прилавок на тебе.