Люфт. Талая вода

Странно, но в ее смены посетители были более общительными и открытыми. Их разговоры плавно перетекали в тайны, выпуская на свет сокровенное и порой очень опасное для них самих. А Молли слушала, слушала и записывала что-то в свой блокнот, задумчиво грызя карандаш.

Совсем недавно Аннетт стала замечать, что по средам в пекарню заходят достаточно влиятельные люди. Позавчера это была высокая, худощавая женщина. Молли тогда хмуро выслушала историю пунктуальной дамы, упрекающей своего ребенка в том, что он недостаточно взрослый, чтобы жить по ее идеальным правилам. А после разговора дама попросила разобраться в этом вопросе и, отдав Мол какую-то бумагу, ушла.

В общении Молли оживала. В ее светлой и простой улыбке всегда таилось загадочное понимание. Живые светлые глаза подмечали мелочи, которые порой меняли жизни других. В этом была ее роль. Молли была ключом. Тем самым, о котором шла речь в блокноте мистера Уильтера. Ее задача плести паутину, которая станет матрацем, чтобы было мягче падать.

Ани достала из тумбочки небольшую тетрадь в черной обложке, нашла страничку с загнутым уголком и продолжила читать. Странно, что вся информация появлялась в нужное время, тогда, когда Аннетт была готова это понять. Пекарня ограничивала ее мир. Мир, который был поначалу чуждым, жестоким и болезненным. Она сузила его до одного окошка и витрины, а после, как только Ани отогрелась, открыла новые места. Так, по ступеням, сквозь двери чужих жизней, мир расширялся, становясь безграничным городом Тальвиль. Местом, где за зеркалом были чужие судьбы.

– Сердце…

Это слово звучало так странно и многогранно, так трепетно и в то же время просто. Размашистый почерк мистера Уильтера в паре предложений объяснил все, что так умно и сложно рассказывала Молли.

Пекарня просто место, место пересечения реальностей. Она дает возможность видеть и передавать чувства. В ее стенах слова эхом отражаются в далеких и незнакомых временах… но все происходит в одном-единственном: сейчас. И это «сейчас» привязано к тому, кто является этим чувством. Сердце видит, осязает, передает свои эмоции. Хранитель… (здесь Ани тепло улыбнулась, думая о Роберте) создает в пекарне тишину и спокойствие. Его задача оказывать помощь тем, кто в этом нуждается. Ключ собирает информацию, владеет словом. А слова зачастую могут сделать больше, чем поступки. И Якорь. Он отвечал за стабильность, за работу пекарни. Всегда вдали, всегда спокоен, всегда уверенно держит на месте корабль, даже если море начинает волноваться.

– Ты еще не спишь?

Молли вошла без стука, чем здорово испугала Аннетт. Та вздрогнула и едва не обронила блокнот.

– Не спишь. Хочется все узнать, я понимаю. Ладно, ты завтра выспись, хорошо? Я с утра помогу с прилавком, а после уйду на кухню. Рождественский ужин на мне. А ты отнесешь заказы и заодно отвлечешься. Скучаешь?

– Не то чтобы, просто непривычно…

– А к такому и не стоит привыкать, – Мол хитро улыбнулась. – Ты ведь пытаешься найти причину, почему вам нельзя быть вместе?

Она не дала ответить, покачала головой, села на край кровати, закрыла тетрадь и отложила ее на тумбочку.

– Послушай, – Мол вздохнула. – В привычном укладе Роберт – хранитель. За ним твое спокойствие и помощь жителям пекарни, а отношения… это шторм, постоянный шторм, в котором невозможно пребывать в том самом спокойствии. Но вам, видимо, порознь только хуже. И Эдвард… тому доказательство. Это же нужно – послать кого-то из прошлого, чтобы ты еще больше поверила в свои чувства.

– Я к нему привыкла.

– Нет, нет, не говори глупостей. – Она улыбнулась. – Ты пойми, не в привычке дело. Не в ней. Но ладно, если так спокойнее. До завтра. И ложись, поздно совсем.

Молли мягко улыбнулась, сжала прохладные пальцы Ани.

– Спокойной ночи.

Щелкнула дверь. Еще немного слышались шаги Молли, а после все стихло.

Аннетт огляделась. Все стояло на своих местах. Но в голове вертелись воспоминания о том, как выглядела мансарда в самом начале, когда они с Робертом согласились работать в пекарне.

С тех пор многое изменилось. Пыльный беспорядок, заведенный Молли, которая редко сюда наведывалась, сменился чистотой и обжитостью. Вместо старых и выцветших покрывал появились пуховые одеяла из разноцветных лоскутов. К ним Аннетт сшила темно-коричневые пледы из мягкой ткани, купленной на ярмарке в начале зимы. Окно, пропускающее серебряное сияние луны, Роберт переделал: заменил створки и утеплил. Рамки без фотографий отправились в камин, а кривой и поцарапанный журнальный стол они вместе отшлифовали и покрыли лаком.

Со временем заменили старый и грузный шкаф. Теперь ничего не нависало над кроватями. Новый стоял в конце мансарды, будто был ее второй стеной. Темный, аккуратный, собранный умелыми руками Роберта. Там хранилась одежда и швейные принадлежности Ани.