Читаем Льюис Кэрролл полностью

<p>Де Ла Мер Уолтер</p><p>Льюис Кэрролл</p>

Уолтер Де ла Мар

Льюис Кэрролл

Перевод Н. М. Демуровой

Мало найдется шедевров, дату создания которых мы знали бы с такой точностью. "Поднялись вверх но реке", - записал Кэрролл в своем дневнике от 4 июля {1}. И ниже: "Там я рассказал им сказку". Алиса вспоминает, что Кэрролл начал рассказывать ЭТ сказку однажды летним днем, когда "солнце так невыносимо жгло", что им пришлось спрятаться в "тени стога свежего сена на зеленом берегу", и что она сама убедила Кэрролла ее записать. С другой стороны доктор Пейджет {2} рассказывает, как еще летом 1854 г. в кругу математиков в Уитби Доджсон, которому тогда было всего двадцать два года, "высидел" сказку для развлечения требовательных юнцов обоего пола.

Потом уселись на скале

Среди крутых громад,

И устрицы - все до одной

Пред ними стали в ряд {3}.

Существует еще версия, что Кэрролл написал "Страну чудес", чтобы развлечь и подбодрить свою маленькую кузину, когда она болела. А мораль здесь такова {4}: этого быть не могло, ибо, прочитав всего лишь один абзац, она тотчас бы понравилась.

Наконец, в "Жизни" {5} сказано, что опубликовать сказку Кэрролла убедил Джордж Макдоналд, тогда как, согласно другим источникам, решающую роль здесь сыграли восторженные аплодисменты шестилетнего Гревилла Макдоналда, которому вместе с его сестрами Кэрролл прочитал в рукописи "Страну чудес". Что же касается погоды, то в "Таймс" от 5 июля 1862 г. сказано, что накануне день был дождливым, а температура воздуха не поднималась выше 53Ь {6}.

Однако эти противоречивые сведения нетрудно примирить; подобно спорам о родине Гомера, они лишь воздают должное славе поэта.

Общее между ними одно: все они свидетельствуют о том, что сама сказка, стихи в ней и прочее возникли в воображении Кэрролла без предварительного обдумывания и в совершенно законченном и завершенном виде - подобно тому, как возникла одна из лучших в английской поэзии строк: "Ибо Снарк был буджумом, понятно?" {7} Сам Кэрролл говорил: "Каждое слово в диалогах пришло само". И хотя в несколько иных обстоятельствах он и признавался, что его "усталую музу" норой подстегивало "сознание того, что надо было что-то сказать, а не то, что у меня было что сказать", и что он отправил Алису вниз по кроличьей норе, совершенно не представляя себе, как он поступит с нею дальше, и, стоило кристальному источнику иссякнуть, он всегда мог притвориться уснувшим (тогда как на деле тут-то он, конечно, и просыпался), - все это никак не объясняет чуда и представляет интерес лишь потому, что в "Сильви и Бруно" Доджсон с презрением отозвался о книгах, написанных не по вдохновению. Он утверждал, что литература такого рода может быть только бесчувственной и холодной.

А удовольствия, в которых он себе отказывал; а дни, исполненные труда; у драгоценный металл, которым он заделывал любую трещинку; а лампа, горевшая в его кабинете далеко за полночь? Неужто Доджсон просто оплакивал погибшего Кэрролла? Или, может быть, с возрастом он, подобно другим пожилым писателям, вспоминая о свете, озарившем достижения юности, и павшую на них небесную росу, забыл о терпении, самоотверженности, труде? Еще удивительнее то, что за "Страной чудес" последовало такое совершенное продолжение, как "Зазеркалье". Это звезды-близнецы, и литературным астрономам остается лишь спорить об относительной яркости их сияния.

Обе сказки строятся на определенном композиционном приеме: в одной это игральные карты, в другой - шахматная партия, ходы в которой Кэрролл попытался объяснить лишь частично. Они-то и подсказали характер некоторых основных персонажей - или, вернее, их положение; впрочем, кто еще из сказочников сумел бы так использовать этот прием? Зеркало, издавна ставившее в тупик детей, философов и дикарей, нужно Кэрроллу лишь для того, чтобы дать отраженным стишок и заставить Алису повернуть назад, когда ей нужно идти вперед, - способ продвижения, который порой бывает полезен и в жизни.

Обе сказки к тому же - это допущение, пожалуй, не столь удачно, в особенности потому, что благодаря ему в них появляется старшая сестра, любящая назидания, - оказываются снами; одна девочка, о которой мне рассказали, разразилась при последнем пробуждении слезами.

Все это, правда, имеет не больше отношения к воображаемой реальности (высшей иллюзии) "Алисы", чем сложная хронология и юриспруденция - к "Гремящим высотам" {8}, которые, как известно, недосягаемы. Читая сказки Кэрролла, мы едва ли замечаем их искусную композицию, хоть она и необычайно законченна и последовательна. "Как вам это понравится" отличает то же свойство.

Какова бы ни была композиция этих произведений, они все равно остались бы по сути самыми оригинальными в мире. Гениальность Кэрролла проявлялась настолько своеобразно, что он сам не сознавал своего дара. Это часто бывает с гениями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии