Читаем Льюис Кэрролл полностью

Парадоксальным образом после смерти Кэрролла его родные оказались в затруднительном положении. Вынужденные по требованию колледжа освободить в кратчайший срок его комнаты, они наспех сортировали его бумаги, предавая огню всё, что казалось им неважным: рукописи, письма, бумаги… Кое-что из его бумаг родные оставили себе, многое отложили для весеннего аукциона в Оксфорде. На аукцион, состоявшийся 10–11 мая, были выставлены мебель и огромная библиотека Кэрролла, его рисунки и портреты его знакомых, картины и этюды его друзей-художников, его фотографии, фотоальбомы и фотопринадлежности, его никтограф[165], коллекция технических приспособлений и новинок, игры и многое другое. Всё это ушло за бесценок и рассеялось.

Родных Кэрролла часто упрекают в этой связи, пишет Вулф, однако положение действительно было нелегким. Кэрролл жил в основном на доходы от своих книг, приличные, но не слишком большие. Как указывалось выше, ежегодные проценты за проданные экземпляры поступали на его счет в Старом Оксфордском банке в феврале, а то и в марте. 14 января, когда Кэрролл скончался, отчисления за книги еще не пришли, и рассчитывать на скорое их получение не приходилось. «Можно только надеяться, — пишет Дженни Вулф, — что его родные так же не обратили внимания на упреки, как это сделал бы их брат».

Впоследствии кэрролловские рукописи, книги, бумаги, письма, фотографии, игры и всё прочее стали разыскивать и собирать — с огромным трудом и затратами. Эти поиски продолжаются по сей день и нередко приводят к удивительным находкам.

<p>ПРИЛОЖЕНИЕ</p><p>А. Борисенко, Н. Демурова</p><p>ЛЬЮИС КЭРРОЛЛ: МИФЫ И МЕТАМОРФОЗЫ<a l:href="#n_166" type="note">[166]</a></p>Ему казалось — юный КлеркПо улице идет.Он присмотрелся — это былНе Клерк, а Бегемот.Сказал он: «Звать его на чай —Не маленький расход».Льюис Кэрролл. Песня Безумного Садовника[164]

В жизни Пушкина еще так много неисследованного… Кое-что изменилось с прошлого года…

Сергей Довлатов. Заповедник

Наше время, не опасаясь преувеличений, можно назвать временем мифов, их бурного роста и широчайшего распространения. Можно было задаться вопросом о том, как и почему это происходит. Как соотносятся в мифе вымысел и факт? Что активизирует от века данную людям способность к мифотворчеству? Потребность ли заполнить образовавшуюся по тем или иным причинам пустоту в их жизни? Усилия ли массмедиа, культивирующих интерес к «знаменитостям» с особым упором на интимные, а зачастую и просто грязные, подробности? Вглядываясь в знакомые черты, мы видим, как они меняются, послушные веяниям времени: сквозь глянец парадного портрета вдруг проступает карикатура, а то и совсем иная физиономия. Изображение колеблется, лицо ускользает.

Взять хотя бы Льюиса Кэрролла, математика и богослова, автора двух сказок — «Приключения Алисы в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье», принесших ему мировую славу.

Всем известно, скажем, что Льюис Кэрролл (он же Чарлз Латвидж Доджсон) был застенчивым, неуклюжим заикой и нелюдимом. Мы знаем, что он скучно читал лекции, двух слов не мог связать в светской беседе и лишь в обществе детей оживлялся и становился вдруг — о чудо! — изобретательным и веселым рассказчиком. Мы знаем, что он всегда ходил в цилиндре и перчатках, отличался чопорностью и педантизмом, писал множество писем (в основном детям, разумеется) и воплощал в себе все викторианские добродетели.

Известно также, что превращению мрачного чудака в фантазера и сказочника способствовали не просто дети, а исключительно маленькие девочки, к которым этот чудесный сказочник испытывал — о ужас! — вовсе не отеческий интерес. Злоупотребляя доверием наивных мамаш, он увлекал юных спутниц в рискованные длительные прогулки, забрасывал их письмами и даже фотографировал в обнаженном виде!

В сущности, мы знаем не одного человека, а двух — Льюиса Кэрролла и Чарлза Латвиджа Доджсона, и эти двое оказываются почти антиподами: Доджсон, как видно, весьма умело дурачил недальновидных современников, скрывая свою истинную сущность под скучной благопристойной личиной. Но и проницательным потомкам приходится нелегко — Кэрролл двоится в глазах, не дается в руки. Недаром Вирджиния Вулф написала о нем: «Он шел по жизни таким легким шагом, что не оставил следов». Поразительнее всего то, что речь идет о человеке, чья жизнь была столь подробно и тщательно документирована… После смерти Доджсона остались дневники, письма, воспоминания современников. В том числе и его некогда юных приятельниц, которых он называл ту child-friends.

Попробуем разобраться в удивительных метаморфозах кэрролловского образа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары