Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)

Что касается мужей искусных, то самыми искусными из них следует считать достигших дао. Даже и после этого, правда, их красноречие едва ли можно считать исчерпывающим суть вещей. Но если даже считать их красноречие исчерпывающим в слове суть вещей и событий, еще неизвестно, на благо или во вред совершенство их речей. Если искусство обращается на достижение знания законов вещей и изображение в речах должного — это благо; если же оно обращено на то, чтобы прикрывать неправду и морочить глупцов, — это зло. В древности те, кто был искусен в управлении колесницей, пользовались этим искусством для изгнания насильников и прекращения крамолы.

Вэйский Хуэй-ван обратился к Хуэй-цзы: «В прежние времена имевшие царства были неизменно добродетельны. Ныне же я, несчастный, конечно же не обладая мудростью преждерожденного, желал бы передать бразды вам». Хуэй-цзы отказался. Тогда ван стал настаивать: «У меня, несчастного, нет наследника, которому я мог бы передать царство, и если я передам его мудрому, в народе прекратятся алчба и распри. Желал бы, чтобы преждерожденный, принимая это во внимание, послушался бы меня, несчастного». Хуэй-цзы ответил: «Не могу послушаться ваших речей, хоть это и речь царя. Ведь вы, государь, властитель десяти тысяч колесниц, вы можете даже отдать кому хотите царство. Возьмем меня, Ши. Я простой человек, и если я стану обладателем царства в десять тысяч колесниц и потом захочу передать его кому-нибудь другому, то я тем самым не только не прекращу в народе алчбу и распри, но еще более их разожгу». Хуэй-ван сказал Хуэй-цзы: «В древности владение царством было от добродетели. Те, кто принимал царство и сохранял добродетель, — это такие, как Шунь». Вот и здесь видно желание сделать Шуня из Хуэй-цзы. Были и кто отказывался от царства из добродетели, такие, как Сюй Ю, и вот Хуэй-цзы хотел стать таким, как Сюй Ю. Но были и такие, кто стал добродетельным благодаря передаче царства — Яо, и вот Хуэй-ван хотел стать таким, как Яо. Но то, что делали Яо, Шунь, Сюй Ю, было не просто «передачей трона Шуню», «отказом Ю» — к этому их вынуждали действия других претендентов. И если, к примеру, этих других претендентов нет, а желание стать Яо, Шунем, Сюй Ю остается, тогда Хуэй-ван должен был бы в простом платье и шапке отправиться в Гуань, циский Вэй-ван как бы отказаться от его царства, а Хуэй-цзы, сменив одежду и убор, уехать на колеснице, не покидая, впрочем, границ царства Вэй. Самонадеянность не к счастью, и всякий поступок должен быть искренним.

Куан Чжан спросил Вэй-вана о Хуэй-цзы: «Почему мужики убивают саранчу, как только ее поймают? Оттого, что она вредит посевам. А этот господин, когда выезжает, — в лучшем случае несколько сот колесниц, пеших слуг тоже несколько сот; в худшем случае несколько десятков того и другого. Это называется: не пахать, а есть, и разве от этого вред посевам не еще больше?» Хуэй-ван сказал: «Хуэй-цзы по имени Ши, — о нем трудно ответить господину в изысканных тонах. Все же попробуем разобраться в его намерениях. Хуэй-цзы говорит: «Вот строят городскую стену: эти тащат огромные бревна и громоздят их сверху на стену; те вздымают трамбовки и уплотняют землю под стеной; а еще некоторые — заглаживают поверхность стены, чтобы она выглядела получше. Такие, как Ши, — это как раз те, кто наводит на стену глянец. Если искусную вышивальщицу заставить сучить шелк, она не справится с нитью. Если искусного резчика послать валить деревья, он не свалит ни одного; если мудреца заставить жить как простолюдина, он не сможет управлять другими мужиками. Так вот, Ши — из тех, кто управляет мужиками. К чему же вам, господин, уподоблять его саранче?»

При управлении царством Вэй Хуэй-цзы руководствовался своим учением, и правление его было беспорядочным. Ко времени Хуэй-вана царство из пятидесяти сражений потерпело поражение в двадцати, убитых было несчетно. Среди полководцев, сыновей правителя, некоторые были захвачены в плен. Глупость «великого учения» Хуэй Ши вызывала смех по всей Поднебесной: достаточно было любого примера, чтобы убедиться в его неразумности. И все же Вэй-ван просил чжоуского правителя поручить тайши изменить его имя на титул «второго отца».