Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)

Здесь, как мы видим, сверхзадача мудреца на общественном поприще выражается в том, что он должен и, благодаря своей силе, способен, пользуясь, в частности, таким средством, как музыка, в качестве образца гармоничного целого, привести в упорядоченное состояние весь мир, как он уже привел в упорядоченное состояние свое собственное тело. В случае, если ему удается справиться с этой задачей, он обретает статус истинно мудрого царя, достойного потомка своего предка — неба. «Небо порождает все живое, человек воспитывает и взращивает. Того, кто воспитает рожденное небом без ущерба для него, назову сыном неба»[188].

Как истинный сын неба, мудрец на царстве следует единому в помыслах о сохранении в полноте всего живого в мире вообще и своих подданных, как части мира, в частности; при этом он пользуется общедоступным средством — музыкой, давая своим подданным наглядный образец совершенства — гармонии, проистекающей из упорядоченности, уравновешенности всех тонов. Подданные благодаря своей цин наглядно (физически) убеждаются в том, что гармония прекрасна, так как, внимая гармонии, они испытывают чувство удовлетворения. Так, «цари древности всегда полагались на музыку как средство наставления»[189]. В свою очередь, истинно гармоничная, завершенная музыка возможна лишь в приведенном в состояние равновесия мире: «Когда мир пребывает в великом покое, все существа в умиротворении, все изменяется согласно высшему, тогда музыка достигает завершенности»[190].

Но музыка, конечно, есть идеальное средство приведения мира в гармоничное состояние. В реальной жизни мудрец пользуется аппаратом чиновников. Правда, и чиновничий аппарат сын неба теоретически строит как своего рода музыкальный инструмент: «Пять нот звучат в согласии, когда доля каждой точно известна. Ноты гун, чжи, шан, юй, цзюэ занимают каждая свое место, и все они звучат в унисон, не заглушая друг друга, так что среди них нет ни одной не отозвавшейся. При назначении чинов мудрый правитель действует по тому же принципу. Все чины у него расставлены по своим должностям и заняты своим делом по указаниям правителя. У правителя тогда нет повода для волнений. Когда таким образом управляют государством, государство процветает; когда таким образом готовятся к беде, ей неоткуда прийти»[191].

Кстати говоря, в последнем случае мудрец берет за образец «квадратное дао», тогда как в случае с двенадцатью тонами, каждый из которых соответствует одной из лун года, он придерживается принципа «круглого дао» неба. Объясняется эта несообразность, вероятно, тем, что пять нот связаны главным образом с пятью стихиями, а двенадцать тональностей — с четырьмя временами года, т. е. первые — с пространством, а вторые — со временем. Так или иначе, мудрец выполняет основной завет «Послесловия» — подражает небу и земле. Главным объектом подражания для него, как мы видели, является в конечном счете всегда великое единое, природа как целостность, поскольку же ему приходится обращаться к двойственному (небо-земля), он, конечно, отдает предпочтение старшему в системе ценностей началу — небу. Небо же проявляет свою силу дэ в ряду таких величин, как солнце, луна, четыре сезона, из которых для мудреца наиболее осязаемыми являются, конечно, времена года, время вообще.

Поэтому для него путь подражания единому лежит главным образом через установление соответствия между своими действиями и характером времени: он действует, как бы откликаясь на ход времени, «обращается вместе со сменой времен»[192]. И разумом своим он пользуется главным образом для познания изменений времени.

Здесь категория времени приобретает универсальное значение, однако принцип регламентации, унификации, единообразия постоянно приводит авторов к попыткам ввести эту неопределенную величину в какие-то рамки, обозначить границы временных циклов. Так, в годовом цикле деятельность мудреца разбита на двенадцать периодов, по числу лун, каждой из которых соответствует определенная музыкальная тональность.

Природа, заинтересованная в сохранении своей целостности, гомеостазиса, заинтересована и в том, чтобы социум, составляющий ее часть, содействовал ей, сохраняя свою собственную целостность, поэтому она как бы предупреждает представляющего социум мудреца на царстве (сына неба) о чинимых им злоупотреблениях, которые никому, в том числе и ему самому, ничего хорошего принести не могут. Поэтому упорядоченный социум небо приветствует «благостными дождями», неупорядоченный карает «войнами и смутами».