Несмотря на дюрастально-серый оттенок поредевших волос, на лицо, изрезанное глубокими морщинами, на шрам от ожога, который пересекал щеку и остатки левого уха, стоило Клику снять шлем, и каждый, кто знал штурмовиков, тут же понимал, что этот – особенный. Клик был копией самого Фетта, прошел Войну клонов от Джеонозиса до мятежа джедаев и гордился этим. И это было единственное, что тешило его самолюбие: Клика ничуть не тревожило, что его прозвище, выдуманное каким-то юмористом-падаваном уже двадцать пять лет назад, звучит глуповато. «Кликом» на жаргоне назывался километр, и это была отсылка к серийному номеру, который ему дали еще в учебке: ПШ-1000, то есть пилот-штурмовик-тысяча.
Просторная пещера вокруг него была расширена и облеплена местной породой – плавмассивом, а выплавлена так, чтобы превратиться в сводчатый зал из черного стекла. На стенах и потолке отражалось множество холодных зеленых огоньков: в десяти метрах над полированным полом размеренно кружилась стайка репульсорных световых сфер. На полу то там, то тут кучковались пленники, пытаясь умоститься как можно удобнее на этой голой холодной поверхности.
Толпа была разношерстной: имелись тут и нищие бродяги, и аристократы, и воры, и офицеры Восстания. Они были той самой добычей, на которую все последние месяцы охотились подразделения СИД-защитников Клика в Среднем кольце Галактики. Троих-четверых забрали в одном месте, еще полдесятка – в другом, но чтоб сразу многих – такого никогда. Не стоило вызывать у повстанцев подозрения. Грабежи и разрушения, учиняемые во время набегов, служили лишь прикрытием: пленники пропадали без вести, и их не должны были искать семьи, друзья и органы власти их родных планет. Их должны были признать погибшими во время набегов.
И все ради того, чтобы эти пленники могли навсегда исчезнуть.
Исчезнуть и попасть на Миндор. В Зал отсеивания владыки Макабра.
За спиной у Клика по полу зала скользили четыре-пять Рабов; полы их длинных одежд волочились позади. Порой один из Рабов останавливался, и обведенная красным тень от его широкого серповидного головного убора падала на одного из пленников. Рабы всегда молчали и никогда не меняли выражения лиц – да и не могли, ибо их лица были голографиями и проецировались их «коронами», – но иногда из темного широкого рукава появлялась бледная рука. Если узнику везло, то за режущим жестом следовал залп бластерного огня в его спину. Если не везло, то длинный бледный палец возлагался на голову узника, и это значило, что он был произведен в Рабы.
Позади в пещере раздался визг нейропарализатора, и Клик безошибочно понял, что еще одному пленнику очень не повезло. И точно: вскоре приблизились два Раба, волоча под руки бесчувственное тело подростка пятнадцати-шестнадцати лет. Дюрастальная плита подалась назад и тихо скользнула в сторону, открыв взгляду литой коридор. Клик продолжил стоять навытяжку; на его лице не дрогнул ни единый мускул, пока Рабы тащили юношу мимо него внутрь.
Он терпеливо ожидал этого вызова с тех самых пор, когда группа СИДов его летного подразделения с трудом доковыляла до базы после бесславного боя с фальшивой «Королевой Кореллии». Клик был готов ждать весь день. Или два. Или целую неделю, если понадобится.
Нет, он не боялся гнева Макабра; властелин Мрачного престола не был таким сумасшедшим, как Вейдер, который мог убить верного подчиненного в приступе раздражения. Клика удерживало на месте ни больше ни меньше как страстное желание быть достойным доверия, которое оказал ему Макабр. Если бы терпеливое ожидание помогло великому делу, клон стоял бы навытяжку, пока не скончался бы от голода.
Еще год назад полковник Клик всего лишь командовал одной эскадрильей – в тот самый черный день, когда повелитель Вейдер совершил государственную измену и трусливо убил Палпатина Великого, что позволило Альянсу повстанцев ускользнуть из засады у лун Эндора. Крах второй «Звезды Смерти» мало что значил по сравнению с тем разбродом и шатанием, которые воцарились в имперских вооруженных силах после смерти их возлюбленного Императора. Без предводительства великого человека имперские войска разделились на группировки, враждующие из-за клочков территорий, на которые сумели наложить свои лапы местные моффы или адмиралы. Одна за другой вспыхивали распри: имперец шел на имперца!
Тогда-то и появился Ар Макабр.
Никто не знал его настоящего имени. Никто не знал, откуда он взялся. Но всякому, кто слышал хотя бы звук его голоса, было ясно, что он не просто какой-нибудь мофф, генерал или адмирал с притязаниями на императорский трон. Стоило лишь предстать пред очи Макабра, и это повергало в трепет, словно он был самим Императором.