Люксембургский сад

Он рассеянно прошелся по комнатам и заглянул в спальню, где, завернувшись в простыню, ровно дышала она. Под светлой простыней четко угадывался контур стройного женского тела. Во сне она казалась ещё прекраснее. Он застыл в проеме как зачарованный, любуясь ею издалека. Несколько секунд он боролся с желанием скользнуть обратно под простыню и вновь насладиться каждой клеточкой её тела, но, сдержав порыв, вышел из спальни, бесшумно прикрыв за собой дверь. В последнее время зависимость от этой женщины пугала его своей непреодолимой силой.

Мужчина вздохнул и вернулся на балкон. Стояло теплое летнее утро. В Бразилии даже ночью температура воздуха редко опускалась ниже двадцати трех градусов.

Он почувствовал, как усталость наваливается на него, заставляя закрыть глаза. Он не спал уже несколько дней, а может, и недель. Его мысли снова и снова возвращались к карнавалу.

Двадцать шестого февраля откроется парад школ самбы высшей лиги, к первому марта карнавал наберет обороты, и самба проникнет в кровь всех его участников, как токсичный газ.

Четвертого марта шесть школ-победителей пройдут по шестисотметровой дороге самбодрома «Маркеш ди Сапукаи». Для их компании этот день станет решающим.

Мужчина достал из кармана белых парусиновых брюк мятую пачку сигарет и коробок, в котором оставалась лишь одна последняя спичка. Он аккуратно закурил, стараясь не истратить её вхолостую.

Он был красив. Его жесты уверенны и несуетливы. Но не это так явно отличало его от остальных жителей его района. Он был белый. В Бразилии — стране-палитре — смешивались цвета всех рас: белый — португальцы, черный — негры, вывезенные из Африки, и желтый местное индейское население. У него были португальские корни и белый цвет кожи, с которым он вырос в черной фавеле Рио, носящей веселое название Буги-вуги. Эта трущоба, кишащая темнокожими, раскинулась у подножия живописной горы, недалеко от волшебных пляжей Рио с белым мягким песком.

Там он стал мужчиной. Там научился ценить дружбу и воровать.

Женщины любили его. Волевое лицо, высокая стройная фигура, на вид ему было не больше тридцати. Истинную сущность этого человека выдавали глаза. Взгляд хищника, обманчиво ленивый, почти сонный, а на самом деле ни на мгновение не выпускающий жертву из поля зрения.

Мужчина глубоко затянулся и медленно выпустил дым. Белая струйка зависла в плотном густом воздухе, ожидая, когда слабое дуновение ветерка позволит ей бесследно исчезнуть в атмосфере.

Восемь тысяч полицейских. Более миллиона туристов. Карнавал охватит все самые отдаленные районы и захолустные уголки Рио. Все будут танцевать самбу. Все, включая их отчаянную компанию.

Четвертого марта состоится парад, в котором примут участие коллективы-финалисты. Лучшие из лучших. «Четвертое марта», — повторил мужчина полушепотом, прислушиваясь к внутреннему голосу. Голос молчал. А он потерял сон и покой.

В этот раз все будет по-другому.

Вера заставила его принять это решение. Он сопротивлялся, он боялся за нее. Она была непреклонна. Вскоре он начал проклинать тот день, когда согласился.

* * *

День прошел спокойно, без происшествий. Гимназия № 1 славилась тем, что уделяла особое внимание углубленному изучению иностранных языков. Серафима Михайловна провела два спаренных урока. Первую половину занятий она посвятила продолжению изучения алфавита с привлечением визуального ряда. Вторая половина традиционно считалась игровой: малыши постигали премудрости языка с помощью интерактивных игр, загадок и песен. Все это было частью тщательно продуманной и составленной психологами и педагогами эксклюзивной программы.

Серафима Михайловна набрала максимальные баллы на обязательных тестах на совместимость с маленькими детьми. Она блестяще выполнила все кейсы и продемонстрировала быстроту и четкость в разрешении кризисных ситуаций с учениками. Поэтому в её обязанности также входили внеклассные занятия: походы в музеи и театры, поездки в детские летние лагеря.

Серафима Михайловна посмотрела в окно: как быстро темнеет в декабре. Скоро наступит самый короткий день года. Она взглянула на настенные часы: только половина шестого, а на улице уже кромешная тьма. Никакого просвета. В такие дни хочется оставаться дома, лежать с книгой на диване под старым пледом и читать Моэма.

Даже близость Нового года перестала радовать её. Скорее бы пришла весна. Серафима почувствовала, как в животе что-то булькнуло. Она вспомнила про ужин. «Запеку цыпленка», — пообещала она себе, глотая слюну.

Оторвавшись от созерцания опустевшего школьного двора, она принялась неторопливо складывать бумаги в портфель. В этот момент кто-то неуверенно кашлянул у нее за спиной:

— Простите… Серафима Михайловна?

Она удивленно обернулась и посмотрела на незваного гостя.

Мужчина переминался с ноги на ногу, стоя в дверях. Серафима сняла фальшивые очки, чтобы получше его разглядеть.

— Слушаю вас, — серьезно произнесла она, пытаясь обрести равновесие в стандартных фразах вежливости. Ей хотелось улыбнуться, но она намеренно одерживалась, поскольку в улыбке её рот выглядел особенно большим.