Люмен

Он отводит взгляд, и тепло, тепло, тепло…

Необъяснимое тепло наполняет низ моего живота и затапливает сердце.

– Я не должен, – отвечает он. Его голос, низкий и хриплый, звучит неуверенно, потому что он же всего лишь плод моего больного воображения, а может, потому что мы родственники. Он не должен, он не должен, он не должен.

Но он хочет этого так же, как я. Я вижу это, я вижу это, вижу это. Его глаза застилает пелена, в них отражается страдание.

– Это не важно, просто сделай это, – отвечаю я, и во мне рождается надежда, я буквально молюсь об этом, у меня перехватывает дыхание.

Так он и поступает.

Его лицо, обрамленное темными волосами, склоняется над моим, его губы накрывают мои, твердые, теплые, настойчивые, живые.

Мой первый поцелуй.

Я словно делаю глоток свежего морозного воздуха, упиваюсь им. Он наполняет меня новыми силами, дарует надежду, проникая даже в самые потаенные, темные и пустынные уголки моей души.

– Я не должен был делать этого, – бормочет Дэр, резко отстраняясь от меня, а мне так не хочется, чтобы он уходил, но я уже не смогу переубедить его.

Он начинает двигаться прочь по тропинке, а я безвольно плетусь за ним следом, прижимая пальцы к своим губам, слишком потрясенная, чтобы меня тревожило его разочарование. Я понимаю, почему он расстроен… мне четырнадцать, а ему семнадцать, а еще он мой двоюродный брат, поэтому он считает, что между нами пропасть.

Но на самом деле он ошибается.

Никакой пропасти между нами нет.

Нас неудержимо тянет друг к другу.

Он мой. Просто ему это пока неизвестно.

После обеда я встречаю его на заднем дворе. Он наносит сокрушительные удары по деревянной стене сарая, словно заведенный.

– Дэр, остановись! – умоляю его я, вцепившись в его руки и пытаясь предотвратить нанесение новых ранений.

Багровые пятна покрывают его футболку, кровь сочится по костяшкам его пальцев. На его лице написано невыразимое мучение, дикая боль.

– Знаешь, каково это – не быть способным изменить что-то в своей жизни? – спрашивает он, и его голос такой надломленный, скорбный, что мое сердце разрывается на мелкие кусочки, когда я слышу его.

– Конечно, – говорю ему я.

Я отвожу его в гостевой домик, где помогаю ему промыть раны.

Он снимает футболку, и я вижу мускулатуру его спины, а поперек надпись ЖИВИ СВОБОДНО, буквы выведены жирным шрифтом, что придает фразе особую мощь. Мне становится тяжело дышать, ведь он такой прекрасный, теплый, живой, а самое главное – он здесь, рядом со мной.

Так близко.

Так близко.

И в то же время так далеко.

Он внимательно изучает меня, вглядывается в мое лицо, в мои глаза. И его вздох – это самый печальный звук, который мне доводилось слышать когда-либо.

– Ты не знаешь, каково это, – произносит он разочарованно, – ты понимаешь это не так, как я. Потому что ты не помнишь всего, а я помню.

Я едва открываю рот, чтобы ответить, но он не позволяет мне этого сделать.

– Я буду ночевать здесь, в гостевом домике, – говорит он мне, – вместо похоронного бюро. Так будет лучше. Хотя не думаю, что это что-то изменит. Возможно, все навсегда останется так, как сейчас, и если так и будет, то я предпочту покинуть этот мир навсегда, Калла.

– Покинуть этот мир?

Он кивает, и все внутри меня умирает, умирает, умирает, потому что он не может поступить так со мной. Он нужен мне.

Он не станет слушать мои аргументы, потому что считает свое мнение единственно верным. Моя душа рассыпается на миллион осколков, но я все равно ухожу, потому что он так решил. Раз и навсегда.

Но моя комната оказывается пуста, и я пуста, и мне не хочется ничего, кроме того, чтобы он просто снова оказался здесь, спал на полу, и, проснувшись посреди ночи, я бы знала, что он в безопасности, что с ним все в порядке.

Я сворачиваюсь клубочком, лежа на боку на холодных простынях. Снова и снова я прижимаю пальцы к губам, потому что всего несколько часов назад он касался их. Я бы все отдала за то, чтобы он вернулся: все в этой комнате, все в этом мире. Только бы он снова был здесь.

Я засыпаю, погружаюсь в беспокойное и мрачное марево.

Сновидения.

Сновидения.

Сновидения.

Передо мной снова мальчишка в капюшоне, он стоит посреди дороги.

– Ты не должна была отдавать кольцо ему, – говорит он мне, – тебе нужно было отдать его мне. Тогда я смог бы спасти их, Калла.

– Спасти кого? – ничего не понимаю я, но потом мне все становится ясно.

– Ты и сама знаешь кого, – качает головой он, – ты должна изменить это. Ты должна все изменить. Ты должна сделать так, чтобы кольцо оказалось у меня.

Потому что если ты этого не сделаешь, все снова повторится: вода, горящая резина, огонь. Снова будут эти жуткие крики: очевидно, принадлежащие моей матери. А затем песок, белая простыня: плач, вопль, смерть.

И безжизненные глаза моей матери.

И Финн.

Мой Финн.

Финн.

Я слышу голос, он шепчет, напевает какую-то мелодию.

Святой Архангел Михаил, спаси нас в этой битве.

Защити нас от слабости и проделок дьявола.