Люмпен

Более того, Борис Игнатьевич тут же, не стесняясь в выражениях, объяснил начальнику личной охраны погибшего Бриллия, что с ним и его подчиненными будет, если хоть кто-нибудь решит поговорить с «гвардейцами». Впрочем, мужчина в цветастой рубашке и не собирался спорить. Мне вообще показалось, что господин Лобанов уже мысленно прикидывал, где будет искать в недалеком будущем новую работу. Я, конечно, не специалист в вопросах подбора персонала, но мне кажется, что в личной охране он уже карьеру не сделает. Гибель охраняемого лица — какой больший позор может быть в этой профессии?

Впрочем, предъявить Лобанову особенно было нечего. Если верить его словам, то Бриллия еще вчера вечером сел за руль одного из своих автомобилей и уехал из дома в неизвестном направлении. Спорить с шефом у начальника охраны желания не возникло, Бриллия был известен крутым нравом, а подобные отлучки случались достаточно регулярно.

Лобанов предполагал, что у его работодателя где-то на стороне была любовная связь, но ни в какие подробности посвящен не был.

— У шефа был Дар пятого уровня, — хмуро говорил начальник «лички», глядя куда-то в сторону. — К тому же, не какая-то там способность, а умение управлять огнем. Он вообще считал, что мы у него не для защиты, а больше просто для придания статусности. В принципе, мне и в голову не могло прийти, что кто-то рискнет связаться с «огневиком» такой силы.

— Ну вот видите, уважаемый, — скепсиса в голосе Веденеева было столько, что его можно было грузить лопатами. — Нашелся кто-то отважный, кто не побоялся рискнуть…

Взгляд, брошенный на нашего начальника отдела Лобановым, был настолько красноречивым, что Борис Игнатьевич осекся.

— Господин Бриллия был достойным человеком, — твердым голосом практически по слогам произнес начальник охраны. — Я не знаю и не понимаю, кто мог бы желать ему смерти, но в любом случае, это не повод оскорблять человека, который не может ответить вам тем же.

Веденеев вонзил в переносицу Лобанова немигающий взгляд, но его собеседник даже не попытался отвести глаза. Несколько секунд мужчины смотрели друг на друга, а затем Борис Игнатьевич нехотя произнес:

— Извините. Я, наверное, действительно, немного перегнул…

Лобанов кивнул, как бы давая понять, что конфликт исчерпан, и попросил разрешения подойти к телу. Причем при этом он так теребил подол своей свободной яркой рубашки, что казалось еще секунда и ткань не выдержит, треснет и расползется на отдельные нитки.

Я смотрел на этого крепкого мужчину около сорока пяти лет с борцовской накаченной шеей и понимал, что он, скорей всего, действительно непричастен к случившемуся. О погибшем Лобанов говорил с какой-то необычной теплотой, не очень вяжущейся с его обветренным суровым лицом и стальным взглядом серых глаз. Судя по всему, до личной охраны он где-то служил, причем явно не на штабной должности, и успел повидать в жизни достаточно много. Своего шефа начальник личной охраны если не любил, то, как минимум, уважал и сейчас искренне переживал о потере.

Впрочем, может быть, это только мои личные впечатления, а на самом деле обладатель яркой цветастой рубашки переживал лишь о возможной потере хорошо оплачиваемой работы. Как бы там ни было, он всячески демонстрировал готовность к сотрудничеству с нами и без возражений согласился проехать в Управление для дачи показаний.

Веденеев отправил с ним Миткевича, наказав не только опросить начальника охраны, но и снять с него отпечатки пальцев. Я сначала не понял, почему Борис Игнатьевич не захотел провести опросы свидетелей на месте, но потом догадался, что он просто напросто решил отделить таким образом охрану от Гвардии Совета Семей.

Причем господин Ивашкин вообще оказался в роли подозреваемого. Веденеев учинил ему допрос с пристрастием, в крайне едких выражениях задавая вопросы из серии «А как вы здесь оказались?», «А откуда точно знали, куда необходимо приехать?», «Не было ли у Гвардии конфликтов?» и еще десятки подобных, от которых руководителю детективного агентства стало крайне неловко. Мне кажется, что их с Веденеевым неприязнь была взаимной и в какой-то момент Ивашкин даже пожалел о своем приезде на место происшествия.

Но делать ему уже было нечего. Если Борис Игнатьевич в кого-то вцепился, то мог продемонстрировать хватку не хуже бульдожьей. Все попытки «гвардейца» свернуть разговор или перенести его на более позднее время натыкались на жесткие угрозы ареста с последующими проверками деятельности детективного агентства.

В итоге Веденеев смилостивился и отпустил Ивашкина восвояси, не получив от него, впрочем, никакой особенно ценной информации. В «Гвардию» поступил анонимный звонок, такой же, как и дежурному Службы Правопорядка. Единственная разница заключалась в том, что в детективное агентство позвонили на несколько часов позднее, поэтому они и прибыли к холму с телом Бриллия гораздо позже правоохранителей.

— А какой вообще был смысл оповещать детективное агентство? — поинтересовался я у Сечкина. — Они-то какое отношение имеют к произошедшему?