Люс-А-Гард

— Марианна, он на тебе жениться хочет! — крикнула Люс. — Представляешь?

— Этого еще не хватало! — отвечала певица. — Ну, скажи ты ему наконец, чтобы он поосторожнее! Я же боюсь! Ай!

Люс поняла, что из берлоги сейчас вылетит и платье.

— Погоди! — вдруг вспомнила она. — Ты побрызгалась этой дрянью против блох?

— Какие блохи?! — в отчаянии воскликнула Свирель. — Он совсем озверел! Ай! Ой! Люс, я его сейчас убью!

— Послушай, Джек! — перешла Люс на архаическое наречие стрелков Шервудского леса. — Ты там поосторожнее! Побереги сестрицу! Она-то себя для тебя сберегла!

— Ну-у! — взвыл от восторга Джек. — А вот сейчас разберемся!

— Я тебе разберусь! — пригрозила снаружи Люс. — Если Марианна еще хоть раз пискнет — я сам к тебе туда залезу!

Но ответом ей было рычание.

— Свирель, расслабься! — вскричала Люс, поняв, что на Джека уже ничем не подействуешь. — Расслабься и будь как кисель! Тебя спасет только это!

И тут Шервудский лес огласился пронзительным воплем. Вопила глотка, привыкшая наполнять звуком просторы величайших концертных залов мира.

После чего, стряхнув с себя оглохшего Джека, Свирель рванулась из берлоги. Она запуталась в зеленом плаще, нечаянно замоталась в него так, что на свободе остались только ноги, и понеслась вниз по склону — мимо Люс, мимо костра, мимо стрелков, совершенно не разбирая дороги.

Плотный плащ уберег ее от колючек, и она пропорола собой кустарник почище пушечного ядра.

Стрелки, совсем было задремавшие у костра, вскочили на ноги. Первым у берлоги оказался Томас-Робин. Он схватил за шиворот запутавшегося в корнях Черного Джека и выудил его оттуда совершенно ошалевшего и расхристанного. Сообразив, что случилось в берлоге, вожак расхохотался так громко, что эхо пошло по лесу. Далеко было воплю Свирели до этого хохота.

Рыжий Питер зажег от костра смолистый сук и тоже вмиг оказался возле берлоги. Туда же спешили стрелки, узнавали друг от дружки подробности, и говорили бедному Джеку такие комплименты, что в трех милях от костра их реготание спугнуло и заставило удариться в паническое бегство оленье стадо.

У Люс теперь была одна задача — выловить в ночном лесу перепуганную Свирель. Певица так шпарила сквозь кусты — только треск стоял. Зарослей колючей малины она просто не замечала. Через ямы и колдобины ее переносил впотьмах, по всей видимости, Святой дух.

Конечно, рано или поздно дыхание у беглянки сбилось бы, и она, поразмыслив, решила бы вернуться к костру. Но Люс могла дать голову на отсечение, что Свирели никогда в жизни не доводилось искать дорогу в ночном лесу. Помянув собственную выдумку с «сопровождающим лицом» соответствующим словом, Люс кинулась в погоню.

Она обнаружила Свирель на речном берегу. Возможно, та бы и в реку кинулась, и сгоряча ее одолела, но с ходу влетела в камыши, что росли на топком месте, и там увязла.

Пока Люс высвобождала ее, небо начало светлеть.

— Немедленно домой! — твердила Свирель. — Ни секунды здесь не останусь! Хватит с меня настоящих мужчин!

— Конечно, конечно, вот сейчас тебя и отправлю, — твердила Люс, кутая ее в зеленый плащ. — Только приведу в человеческий вид и отправлю…

С одной стороны, Свирель вроде уже не была ей нужна. Мавританка сделала свое дело, мавританка может уходить… А с другой — как она объяснит ватаге, куда подевала сестрицу?

— Я думала, у меня спазмы в горле начнутся, — продолжала Свирель, имея в виду то, что долгий бег оказался серьезной нагрузкой для ее горлышка. Тут Люс ее вполне понимала — у самой после предельных нагрузок могло разболеться то же место.

— И зачем ты мне, спрашивается, так врала? — вопрошала возмущенная Свирель. — Нет, ты мне объясни, что означает все это вранье?! «Побереги меня, побереги меня!» Ничего себе! Он меня чуть не задушил! Чуть не раздавил! Я вся в синяках!

— Да не врала я, — оправдывалась Люс, с ужасом слыша в собственном голосе жалобные нотки. — Тебе просто не надо было сопротивляться! От сопротивления настоящие мужчины обычно звереют…

Но сказала она это без особой уверенности.

— Чем дальше от меня будут эти настоящие мужчины, тем лучше! — объявила Свирель и взялась правой рукой за браслет, что охватывал левую.

— Сама же ты во всем виновата! — в ужасе от этого жеста воскликнула Люс. — Тебе надо было тихо и кротко ласкать его, перебирать его волосы, целовать его в шею — тогда бы он понял, что ты ждешь от него такого же поведения. А ты брыкалась! Вот он тоже и стал брыкаться!

— Он бы ничего не понял! — возразила Свирель, и в голосе ее было куда больше уверенности, чем у цитирующей справочник для молодоженов Люс. — Он же вообще ничего не понимает! Он только хохочет от восторга или рычит!

— Рычит? — удивилась Люс и вдруг вспомнила — а ведь Джек в берлоге действительно рычал, да так, что, наверно, и у костра было слышно. В бабкиных книгах такой рык имелся, и там он свидетельствовал о мощном темпераменте. И Люс очень захотелось услышать, как рычит Томас-Робин…

— Точка, — подвела итог Свирель. — Возвращаюсь! Я для этих ваших десантных дел не гожусь! Что там надо было нажимать?