Люс-А-Гард

— Я чувствую, что мы говорим о разных вещах, и никак не пойму, в чем дело! — воскликнул поэт. — То ли мы разные вещи называем одним именем, то ли мы одну вещь называем разными именами… Но я люблю тебя. Ведь в слово «любовь» мы вкладываем один смысл? Или нет?

— Боюсь, что нет…

Тихий голос Люс подействовал на него больше, чем весь ее шумный и бурный монолог.

— Как будто я говорю с тобой по-латыни, а ты отвечаешь мне по-гречески… — пробормотал поэт. — Так, значит, любовь между нами невозможна? И мы не будем вместе?

Она промолчала.

Поняв, что эта женщина для него потеряна навсегда, юный лорд еще несколько секунд приходил в себя. Потом он опустился на колено, завладел ее рукой и прижался к прохладной гладкой коже горячими губами. Затем вскочил.

— Вот и все, — сказал он. — Это — навсегда, леди. Я дал клятву. А теперь прощай!

И он кинулся бежать.

Люс покачала головой. Ей было жалко красивого стройного мальчика, но она уже сделала свой выбор. Тут оказалось задето не только сердце, но и самолюбие. И ей как воздух нужна была победа. О победе она и задумалась, потихоньку идя вслед за сбежавшим поэтом.

Огибая изгородь, она нос к носу столкнулась с женщиной и по ее возрасту, лицу, наряду поняла, что это и есть та самая мельничиха, которая хозяйничает в этом прехорошеньком огороде и воспитывает очаровательных малышей. Правда, она скорее годилась им в бабки, потому что на вид мельничихе было под пятьдесят, но двенадцатый век, не зная противозачаточных средств, позволял женщине рожать сколько душе угодно.

Увидев Люс, мельничиха шарахнулась от нее и повернулась к ней спиной. Было это по меньшей мере странно.

— Что с тобой добрая женщина? — обеспокоенно спросила Люс. — Уж не обидел ли тебя кто-нибудь из ватаги?

— Нет, — коротко отвечала мельничиха.

— Почему же ты испугалась меня?

— Я не испугалась.

И мельничиха быстрым шагом ушла вовсе не в ту сторону, куда направлялась.

Пожав плечами, Люс двинулась на поиски пирующей ватаги, что было вовсе несложно — молодцы галдели на весь Шервудский лес.

— Куда это он понесся, как ошпаренный? — спросила ее Мэй, повернувшись от честной компании.

— Проветрить свои поэтические мозги, — недовольно ответила Люс. В конце концов, если этот недотепа чего-нибудь натворит, разборка у нее будет именно с Мэй. А та много костей может поломать за своего избранничка…

Нужно было отвлечь внимание Мэй от беглеца… кстати, не просто отвлечь, а с пользой для дела!

Люс поманила Мэй пальцем. Та встала из-за импровизированного на травке застолья.

— Выручай! — шепнула Люс. — Уведи вон того красавца! Он братцу Туку мешает.

Она показала глазами на Черного Джека.

Джек усердно приставал к Свирели, которая уже освоила несколько слов и фраз. Люс предвидела, чем этот флирт кончится — очередным воплем и бегством туда, куда показывает собственный нос. Братец Тук, помня обещание Люс, никаких демаршей не затевал, и только бросал на нее укоризненные взгляды.

— Этого? — прищурилась Мэй, внимательно изучая Черного Джека.

— Ага. Помоги братцу! А тем временем твой поэт набегается и вернется. Я ему никаких шансов не оставила, так что не теряйся.

— Ну, если ты просишь… и если братцу Туку нужно помочь…

Мэй сразу поняла, с кем имеет дело, и действовала с прямолинейностью тарана. Она просто-напросто, проходя мимо сидевшего на травке со Свирелью Джека, чуточку толкнула его крутым бедром. Джек задрал голову, увидел над собой этакую роскошь и онемел. А она ласково извинилась с такой улыбкой, что весь кружок стрелков оживился. Молодцы знали, что приставать к избраннице Джека не стоит — он может и уши оборвать. А эта пышная красавица явно тяготилась своей свободой… С другой стороны, она, в отличие от Свирели, знала их язык и могла понять незатейливый комплимент.

А комплименты ватага знала исключительно незатейливые и выразительные.

— Круп, как у графской кобылы! Кружку с элем поставить можно! — с восхищением объявил один стрелок.

— И хорошо же тому, кого пускают промеж этих бедрышек! — позавидовал другой.

Третий решил в знак восхищения звонко шлепнуть по царственному крупу.

Мэй напрягла мускулы, и нахал больно ушиб руку.

Стрелки сперва не поняли, почему Гарри Кочерыжка одновременно машет ушибленной рукой и глядит на Мэй взором, полным немого обожания. Когда сообразили — дружно ахнули. А Мэй опустилась на травку рядом с Джеком и через его колено потянулась за шматом ковриги и куском жареной баранины, не забыв коснуться грудью этого колена.

Черный Джек по дамской части был не дурак — сразу понял, что с ним заигрывают. Мэй оставалось только пихнуть его локтем в бок и захихикать, свято соблюдая местный колорит. Это было куда проще и понятнее тех рулад, которыми радовала его Свирель.