Читаем Люсьен Левен (Красное и белое) полностью

— Не возражаю, дорогой мой адъютант, если это будет агент моей полиции. Но могу ли я взять на себя перед вами ответственность за глупости, которые могут наделать другие полиции? Я не хочу и не могу скрывать от вас что бы то ни было. Кто мне поручится, что тотчас же после моего отъезда кое-кем не было дано такое же поручение другому министру? Во дворце царит сильная тревога: статья в «National» гнусна именно своею сдержанностью. В ней много хитрости, высокомерного презрения. В гостиных ее прочтут до конца. Это не тон «Tribune». Ax, почему Гизо не назначил господина Карреля государственным советником!

— Он отказался бы категорически. Лучше быть кандидатом в президенты французской республики, нежели государственным советником. Государственный советник получает двадцать тысяч франков, а он — тридцать шесть тысяч, за то, что открыто высказывает свои мысли. К тому же его имя у всех на устах. Но даже если бы он сам оказался у постели Кортиса, дуэли у меня не будет.

Эта тирада настоящего молодого человека, произнесенная с горячностью, по-видимому, не слишком пришлась по вкусу его сиятельству.

— До свиданья, до свиданья, мой дорогой, желаю успеха! Я открываю вам неограниченный кредит; держите меня в курсе всего, что случится. Если меня здесь не будет, не откажите в любезности разыскать меня.

Люсьен возвратился к себе в кабинет решительным шагом человека, идущего в атаку на батарею, — с той лишь небольшой разницей, что он думал не о славе, а об ожидающем его позоре.

В кабинете он застал Дебака.

— Жена Кортиса прислала письмо. Вот оно.

Люсьен взял письмо.

«…В госпитале мой несчастный супруг не окружен в достаточной мере заботами. Для того чтобы я могла уделить ему должное внимание, мне совершенно необходимо иметь кого-нибудь, кто заменил бы меня около его несчастных детей, которым предстоит сделаться сиротами… Мой муж насмерть сражен на ступенях трона и алтаря… Я взываю к правосудию вашего сиятельства…»

«К черту его сиятельство! — подумал Люсьен. — Я не могу сказать, что письмо адресовано мне».

— Который час? — спросил он Дебака. Он желал иметь неоспоримого свидетеля.

— Без четверти шесть. В министерстве нет уже ни души.

Люсьен отметил этот час на листе бумаги, потом позвал канцелярского служителя — шпиона.

— Если кто-нибудь спросит меня вечером, скажите, что я ушел в шесть часов.

Люсьен обратил внимание на то, что взор Дебака, обычно столь спокойный, горел от любопытства и желания вмешаться. «Возможно, что вы, мой друг, — подумал он, — просто-напросто плут или даже соглядатай генерала Р.».

— Дело в том, — пояснил Люсьен с довольно равнодушным видом, — что я обещал быть на загородном обеде: могут подумать, что я заставляю себя ждать, точно вельможа.

Он посмотрел в глаза Дебаку: в них сразу погас весь огонь.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Люсьен помчался в …ский госпиталь. Он приказал привратнику проводить его к дежурному хирургу. Во дворе госпиталя он встретил двух врачей, назвал себя, свое звание и должность и попросил обоих на минуту последовать за ним. Он был с ними так изысканно вежлив, что им не пришло в голову отказать ему.

«Хорошо, — подумал Люсьен. — Мне не придется оставаться с глазу на глаз с кем бы то ни было; это весьма существенно».

— Скажите, пожалуйста, который час? — спросил он шедшего рядом с ним привратника.

— Половина седьмого.

«Значит, я потратил только двадцать восемь минут на переезд от министерства до госпиталя и могу это доказать».

Войдя к дежурному хирургу, он попросил его ознакомиться с письмом министра.

— Господа, — обратился он ко всем трем врачам, стоявшим рядом, — руководство министерства внутренних дел стало жертвою клеветы в связи с одним раненым, неким Кортисом, принадлежащим, по слухам, к республиканской партии… Было упомянуто слово «опиум»; честь вашего госпиталя и ваша ответственность как правительственных служащих требует, чтобы все, что произойдет у постели раненого Кортиса, протекало в атмосфере самой широкой гласности. Нельзя допустить, чтобы оппозиционные газеты могли найти здесь повод для клеветы. Быть может, они подошлют своих сотрудников. Не находите ли вы, господа, уместным пригласить сюда ординатора и главного хирурга?

За обоими врачами послали практикантов.

— Не считаете ли вы, что было бы весьма кстати поместить у койки Кортиса двух санитаров, людей благоразумных и неспособных на ложь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза