Люси Салливан выходит замуж

О боже, мне не нравился этот тон. То есть он мне очень нравился. Только я боялась того, что этот тон означал.

Происходило нечто странное — нас с Дэниелом влекло друг к другу. Почему? Почему сейчас?

— Почему это ты не отпустишь меня? — спросила я, пытаясь выиграть время. Меня отвлекали его ресницы — длинные и густые до неприличия. И неужели его рот всегда был так сексуален? А белая рубашка изумительно оттеняла легкий загар.

— Потому что я хочу тебя, — ответил Дэниел, по-прежнему глядя мне в глаза.

Черт! Внутри меня все сжалось от страха. Мы приближались к границе, за которой лежало неизведанное. Если бы у меня осталась хоть капля здравого смысла, я бы остановилась.

Но у меня не оставалось ни капли здравого смысла. Я не смогла остановиться. А его я не смогла бы остановить при всем желании.

Я увидела, что он собирается поцеловать меня.

Мы парили в пространстве, а наши губы медленно, медленно сближались. Его лицо, которое я знала уже много лет, теперь стало совсем незнакомым и очень красивым.

Это было невыносимо. Невыносимо приятно.

Наконец, когда мои нервы уже готовы были взорваться, а я знала, что не выдержу больше ни секунды, он поцеловал меня. Этот поцелуй пролился в меня как шампанское.

Я поцеловала его в ответ.

Потому что — постыдное признание — мне хотелось поцеловать его.

Это был лучший поцелуй в моей жизни, этот поцелуй Дэниела. Какой кошмар — если он когда-нибудь узнает об этом, его эго подлетит до заоблачных высот. «Надо будет постараться, чтобы он никогда об этом не догадался», — пронеслось у меня в голове.

Я открывала в Дэниеле все новые и новые детали, которые не замечала раньше. Например, какая широкая и крепкая у него спина и как приятно водить по ней пальцами.

Потом я подумала, что его умение хорошо целоваться объясняется его богатейшей практикой, и эта мысль придала мне силы предпринять еще одну попытку выбраться на свободу.

Но тут Дэниел снова поцеловал меня, и я решила: «Что ж, дело сделано, семь бед — один ответ, пусть целует дальше».

Он был восхитителен. У него был совершенный рот и невероятно гладкая кожа. Я узнала, каков его вкус — смесь мускуса и сексуальности.

Он был мужчиной, настоящим мужчиной.

«О господи, — думала я, — как я буду жить после этого?»

Он никогда не забудет мне этого. Какой позор! Я столько лет издевалась над его волокитством, а сама! Только крайнее возбуждение помешало мне расхохотаться над собственной непоследовательностью.

«Ой, ведь Карен убьет меня», — пронзила меня новая мысль. Можно было начинать прощаться с жизнью.

«Что я делаю?» — спрашивала я сама себя в шоке.

Все эти беспорядочные мысли проносились у меня в голове, но я не успевала додумывать их, переполняемая желанием и возбуждением. Правда, тонкий голосок иногда доходил до моего сознания: «Ты знаешь, кто это? Если ты забыла, то напоминаю: это Дэниел. И ты случайно не обратила внимание, где вы находитесь? Да, вот именно, в парадной гостиной в доме твоей матери. А это — диван отца Кольма».

А Дэниел нравился мне так сильно, что меня трясло. Я хотела заняться с ним сексом немедленно, прямо на этом диване, несмотря на то что папа был за стенкой. Мне это было абсолютно не важно.

Он же только целовал меня. Целовал и ласкал в самых невинных местах. Я не знала, восхищаться или возмущаться его сдержанностью, тем, что он не стремился схватить меня, повалить на диван и залезть мне под юбку.

В конце концов он отпустил меня и сказал:

— Люси, ты не представляешь, как давно я ждал этого момента.

Нельзя было не отдать должное его актерскому мастерству. Эта фраза прозвучала страстно и искренне. И выглядел он соответствующим образом: зрачки расширены, глаза потемнели, волосы взлохмачены. Но лучше всего было выражение его лица — я почти поверила, что передо мной человек, охваченный любовью. Или, по крайней мере, охваченный вожделением.

Понятно теперь, почему женщины бегали за ним толпами.

— Угу, Дэниел, — сказала я, пытаясь отдышаться и одновременно улыбнуться. — Должно быть, это фраза пользуется большим успехом у твоих пассий.

— Я говорю серьезно, Люси, — произнес он серьезным голосом и глядя на меня очень серьезно.

— И я тоже, — закивала я.

Трезвый взгляд на вещи постепенно стал возвращаться в мою голову. Хотя тело все еще находилось во власти неутоленного желания. Я смотрела на Дэниела и хотела верить ему, но знала, что этого делать не стоит.

Мы сидели близко друг к другу, но не вместе, он — грустный, я — грустная и по-прежнему у него на коленях, хотя никто меня больше не удерживал.

— Пожалуйста, Люси, — прошептал Дэниел и обеими руками взял меня за голову, трепетно и аккуратно, словно ведро с серной кислотой.

В этот момент открылась дверь и вошел папа. Мы с Дэниелом отпрянули друг от друга с живостью молодых барашков, но папа все равно увидел, за чем он нас застал. Увиденное повергло его в ярость.

— Боже праведный! — взревел он. — Да что же этакое, все с ума посходили! Куда ни глянь, везде Содом и Гоморра!

Глава шестьдесят четвертая