Люси Салливан выходит замуж

— Двадцать четыре года.

— А-а.

— Вообще-то, мне девятьсот двадцать четыре года.

— В самом деле?

— А тебе сколько лет, Люси Салливан?

— Двадцать шесть.

— Хм, понятно. Ты понимаешь, что я вполне мог бы быть твоим отцом?

— Если тебе девятьсот двадцать четыре года, то ты мог бы быть и моим дедушкой. Однако ты выглядишь замечательно для столь почтенного возраста.

— Здоровый образ жизни, Люси Салливан, вот чем я это объясняю. Здоровый образ жизни и моя сделка с дьяволом.

— И в чем же заключалась сделка? — Я наслаждалась нашим разговором!

— Я не буду стареть все то время, что жду тебя, при условии, что я никогда не войду в офис и никогда не устроюсь на нормальную работу. Иначе я сразу состарюсь и умру.

— Забавно, — ухмыльнулась я, — потому что каждый день, идя на работу, я чувствую, что старею.

— Ты работаешь в офисе? — ужаснулся Гас. — О, моя бедная маленькая Люси, как это неправильно! Тебе вообще нельзя работать, ты должна проводить дни, лежа на шелковой постели в этом золотом платье, поедая засахаренные фрукты в окружении воздыхателей и слуг.

— С удовольствием так бы и делала, — поведала я ему. — Вот только ты не будешь против, если мы заменим засахаренные фрукты на шоколад?

— Разумеется, нет, — великодушно согласился Гас. — Так и запишем: шоколад. Кстати о шелковой кровати, не сочтешь ли ты меня слишком прямолинейным, если я попрошу твоего разрешения проводить тебя домой?

Несколько встревоженная таким поворотом, я только успела открыть рот, как Гас перебил меня:

— Прости меня, Люси Салливан, — заговорил он с выражением бесконечного отчаяния на лице. — Я сам не могу поверить, что сказал такое. Пожалуйста, прошу тебя, забудь мои слова, забудь, что столь грубое предложение сорвалось с моих губ. Пусть меня поразит молния и разразит гром!

— Не переживай, все в порядке, — ласково улыбнулась я, приободрившись при виде его раскаяния. Раз он так смутился, то, значит, он не всегда напрашивается домой к только что встреченным девушкам.

— Нет, не все в порядке, — продолжал он горестно. — И как я мог ляпнуть такое? И кому — тебе! Я сейчас повернусь и уйду, чтобы ты смогла поскорее изгладить мой образ из своей памяти. Это меньшее, что я обязан сделать. Прощай, Люси Салливан.

— Нет, не уходи, — испугалась я. Не знаю, хотела ли я с ним спать, но чтобы он уходил, я точно не хотела.

— Ты хочешь, чтобы я остался с тобой, Люси Салливан? — спросил он, умоляюще глядя мне в глаза.

— Да!

— Ну, если ты уверена… Тогда подожди минутку, я только найду свое пальто.

— Но…

О господи! Я-то имела в виду, чтобы он остался со мной здесь на некоторое время, а не у меня дома на всю ночь, но, похоже, он решил, что я пригласила его разделить свою шелковую постель и засахаренные фрукты! Огорчать его разъяснением мне ужасно не хотелось.

На этот раз Гас вернулся гораздо быстрее, в руках он держал шарф, джемпер и пальто.

— Я готов, Люси Салливан.

Я нервно кивнула.

— Неразрешенным остался лишь один вопрос.

— Что теперь?

— Боюсь, у меня недостаточно денег на такси. Ладброук-Гроув ведь довольно далеко?

— А сколько у тебя с собой денег?

Он достал из кармана горсть монет.

— Так, сейчас посмотрим… четыре фунта… пять… нет, это песеты. Пять песет, десять центов, «чудесный медальон»[16] и семь, восемь, девять, одиннадцать пенсов!

— Вот это да! — засмеялась я. В конце концов, на что я рассчитывала? Нельзя же мечтать о нищем музыканте, а потом жаловаться на то, что у него нет денег!

— Я рассчитаюсь с тобой, Люси, как только мне улыбнется удача.

Глава двадцать первая

Прошло еще много времени, прежде чем мы добрались до Ладброук-Гроув. В такси мы с Гасом держались за руки, но не целовались. Поцелуи нам еще только предстояли, и я волновалась. В приятном смысле этого слова.

Гас приставал к водителю такси с разными глупыми вопросами: какую самую известную личность тому доводилось возить в своем такси и какую самую неизвестную личность, и тому подобное. Через некоторое время таксист резко затормозил где-то в Вулхэме и немногословно уведомил нас, что если Гас не заткнется сию минуту, то дальнейший путь нам придется проделать самостоятельно.

Да, в этот вечер с таксистами мне не везло.

— Все, мой рот на замке, — крикнул Гас, и остаток пути мы шептались, толкались и хихикали, как школьники, обсуждая причины дурного настроения таксиста.

За проезд заплатила я, но Гас настоял, чтобы я взяла его иностранную мелочь.

— Но она мне не нужна, — сказала я.

— Все равно возьми, Люси. У меня тоже есть гордость, — добавил он не без иронии.

— Ну ладно, — согласилась я, чтобы не огорчать его. — Но твой «чудесный медальон» пусть остается у тебя, у меня у самой таких сотни, хотя все равно спасибо.

— Наверняка тебе твоя мама их надарила.

— Конечно.

— Да, ирландские матери — просто неиссякаемый источник «чудесных медальонов». У них всегда припасен один на всякий случай. А ты не находишь, что твоя мать всегда заставляет тебя есть?

— В каком смысле? — спросила я, открывая дверь подъезда.

Гас заговорил, имитируя женский голос: