— Вот как? — Гас был шокирован и даже возмущен. — Наверное, я не умею рассказывать. Потому что ничего смешного здесь нет.
Мне тут же стало стыдно.
— Прости меня, Гас, — пробормотала я. — Я ненадолго забыла, что мы говорим о твоей жизни. Просто ты такой замечательный рассказчик… Но я понимаю, как тяжело тебе с этим жить…
— Да, Люси, очень тяжело, — продолжал негодовать Гас. — У меня вся душа в шрамах. Между прочим, иногда из-за семейных неурядиц я делал ужасные вещи.
— Какие?
— Я уходил в холмы на целый день, беседовал с кроликами и писал стихи.
— Но разве это так ужасно — беседовать с кроликами и писать стихи? — Лично мне это показалось очень романтичным и очень ирландским занятием.
— Если бы ты почитала мои стихи, то поняла бы, что в этом ужасного.
Я засмеялась, но не очень громко, чтобы не обидеть нечаянно Гаса.
— К тому же кролики совершенно никудышные собеседники, — добавил Гас. — У них только два предмета разговора — морковь и секс.
— Ха-ха!
— Итак, как только я выбрался оттуда, то немедленно забросил поэзию и творческие муки подальше.
— Не вижу ничего плохого в творческих муках, — возразила я, поскольку мне был очень симпатичен образ Гаса-поэта.
— А я вижу, Люси. Это скучное и малопочтенное времяпрепровождение.
— Да? А мне нравятся творческие, мятущиеся личности…
— Нет, Люси, ты должна пересмотреть эту точку зрения, — твердо сказал Гас. — Я настаиваю.
— А какие твои родители? — спросила я, меняя тему.
— Хуже всех — мой отец. В нетрезвом состоянии он превращается в чудовище. А в нетрезвом состоянии он находится почти постоянно.
— А твоя мать?
— А она ничего не делает. То есть она много чего делает — готовит, стирает и все такое, но она не делает ничего, чтобы братья и отец нормально себя вели. Думаю, она боится. Зато она много молится. И плачет — это наше фамильное свойство, мы очень плаксивый народ.
— А сестры у тебя есть?
— Две, но они давно не живут с родителями. Элинор вышла замуж в девятнадцать лет за мужчину, который годился ей в дедушки. За Фрэнсиса Кэссиди из Леттеркенни. — Гаса явно развеселило это воспоминание. — Он только один раз приходил к нам на ферму — чтобы попросить руки Элинор. Наверное, зря я тебе об этом рассказываю, потому что ты сочтешь нас настоящими дикарями, но мы всей толпой прогнали его. Мы даже пытались спустить собак на бедного старика Фрэнсиса, но они отказались кусать его: боялись заразиться чем-нибудь, по-моему.
Гас пристально посмотрел мне в глаза:
— Мне должно быть стыдно, да, Люси?
— Нет, — чистосердечно сказала я, — ты очень смешно рассказываешь.
— Я знаю, это было не очень гостеприимно с нашей стороны, Люси, но у нас совсем не было развлечений, а Фрэнсис Кэссиди — гораздо хуже любого из нас, поверь мне. И еще у него, должно быть, дурной глаз, потому что после его визита куры не неслись четыре дня, а у коров не было молока.
— А что случилось со второй твоей сестрой?
— Эйлин? Она исчезла. Никто из местных парней не взял ее замуж — наверняка всех распугал Фрэнсис Кэссиди. Мы заметили, что ее нет, только когда не получили завтрак — тогда как раз был сенокос, и мы рано вставали, а Эйлин должна была готовить нам еду.
— И куда она уехала?
— Не знаю. Скорее всего, в Дублин.
— И что, никто не искал ее? — спросила я негодующе. — Неужели никто не волновался о том, где она и что с ней?
— Еще как волновались. Завтрак-то с тех пришлось готовить самим.
— Как так можно? — окончательно расстроилась я. История Эйлин произвела на меня куда большее впечатление, чем Фрэнсис и собаки. — Это ужасно, просто ужасно.
— Люси, — сказал Гас, сжав мою ладонь. — Я не волновался о том, что мне придется самому готовить завтрак. Я хотел отправиться на ее поиски, но па сказал, что убьет меня.
— Тогда ладно, — немного успокоилась я.
— Я скучал по ней, она была славной девушкой, мы даже иногда разговаривали. Но я был рад, что она смогла уехать из дома.
— Почему?
— Она была слишком умной, чтобы работать в деревне, а па в то время стал поговаривать о том, что отдаст ее в жены одному из двух древних стариков, живших на соседней ферме. Понятное дело, па хотел заполучить их землю.
— Какое варварство! — ужаснулась я.
— Некоторые люди называют это экономической необходимостью, — сказал Гас. — Но я не из их числа, — торопливо добавил он, когда я сурово на него взглянула.
— Ну и что же стало с бедной Эйлин? — спросила я, чувствуя, что мое сердце разрывается от жалости. — Ты хоть раз получал от нее весточку?
— Я
— Как это печально, — вздохнула я.
Потом мне пришла в голову одна мысль, и я внимательно посмотрела на Гаса.
— А ты случайно не выдумал всю эту историю, а? Это не одна из твоих выдумок вроде соседки Элизабет?
— Что ты, — запротестовал он. — Конечно, нет. Честное слово, Люси. Я никогда не шучу над серьезными вещами. Хотя я предпочел бы, чтобы история о моей семье была всего лишь сказкой. Наверное, тебе, городской интеллигентной девушке, моя родня показалась сборищем странных людей.
Странно, но мне так не казалось.