Люси Салливан выходит замуж

Мне потребовалось несколько часов, чтобы собраться. В мире нет задачи сложнее, чем одеться по погоде и при этом выглядеть женственной, симпатичной и стройной. И еще: надо выглядеть так, как будто мне все равно, как я выгляжу. Как будто я схватила первые попавшиеся под руку вещи и не думая набросила их на себя.

Ну, джинсы были неизбежны. Как я ни старалась что-нибудь придумать, но пришлось идти в них. Хотя в джинсах у меня толстые бедра.

Свои бедра я ненавидела больше всего на свете и отдала бы что угодно за то, чтобы иметь стройные ноги. Я даже молилась об этом. Один раз. Это было на рождественскую мессу (моя мать настаивала, чтобы мы ходил на мессы всей семьей; любые жалобы и нытье наказывались лишением десерта). Когда священник сказал, что мы должны помолиться о самом сокровенном, я помолилась о стройных ногах. После мессы мама спросила, о чем была моя сокровенная молитва, и страшно разгневалась, услышав мой ответ. Она заявила, что молиться об этом недостойно и себялюбиво. Поэтому я, пристыженная, вернулась в церковь, склонила голову и помолилась о том, чтобы худые бедра были у мамы, у папы, у Криса, у Пита, у бабушки Салливан, у африканских бедняков и у всех остальных, кто пожелает.

Но Бог не вознаградил мой альтруизм, так что мне пришлось скрывать размер своих ляжек путем зрительного их уменьшения, то есть окружая их крупными предметами. Другими словами, я надела тяжелые, неуклюжие сапоги. Образ бывалого туриста, который они создавали, я смягчила нежным розовым свитером из ангоры. А сверху набросила жакет в черно-синюю клетку, в котором я казалась хрупкой и миниатюрной.

Еще час ушел на то, чтобы волосы приняли по возможности естественный вид. Словно я только что собрала их в свободный хвостик на макушке. Словно все эти кудряшки только что сами легли как придется мне на виски и на лоб.

Затем надо было наложить толстый-толстый слой косметики, призванный скрыть наличие на моем лице какой-либо косметики. Чтобы видны были только розовые щеки, прозрачная кожа, яркие глаза и свежие губы.

Когда я зашла за Гасом в гостиную, чтобы идти гулять, то увидела, что он успел крепко подружиться с Карен, Шарлоттой и Дэниелом. Они общались так, будто знали друг друга всю жизнь. Я обрадовалась. Для меня очень важно, чтобы мои соседки и друзья понравились Гасу. И чтобы Гас понравился моим соседками и друзьям.

Однако я не хотела, чтобы они понравились друг другу слишком сильно! Ведь это может привести к ненужным осложнениям, проблемам и путанице, кто, где и с кем спит.

Саймон, как и обещал, позвонил Шарлоте, и Шарлотта, напомаженная и надушенная, готовилась пойти с ним в ресторан.

— Презервативы, — вспомнила она и села, лихорадочно перебирая содержимое своей сумочки. — Презервативы, презервативы… Да где же они?

— Но ведь вы идете в ресторан, — заметила я.

— Люси, не будь такой наивной, — отмахнулась Шарлотта. — А, вот они… Черт, остался только один. Интересно, что это за аромат? Фу, ананас. Что ж, ничего не поделаешь, придется потерпеть ананас.

— Ты выглядишь чудесно, — восхищенно сказал Дэниел.

— Да-да, прекрасно. — Гас повернулся ко мне и хорошенько осмотрел меня с ног до головы.

— Ага, — подхватила Шарлотта.

— Спасибо.

— Готова? — поднялся Гас.

— Готова, — ответила я.

— Было очень приятно познакомиться со всеми вами, — обратился Гас к присутствующим. Очевидно, вчерашняя враждебность была забыта. — И удачи с… э-э… — кивнул он Шарлотте.

— Спасибо, — нервно улыбнулась Шарлотта.

— И тебе того же, — подмигнул мне Дэниел.

— И тебе, — подмигнула я в ответ.

Глава двадцать шестая

Было холодно, но сухо, ясно и безветренно.

— У тебя есть перчатки, Люси?

— Есть.

— Дай-ка их мне.

— Что?

«Эгоистичная скотина!»

— Да не волнуйся, я не для себя! — засмеялся Гас. — Смотри, одну мы наденем тебе на правую руку, вторую — мне на левую, а твоей левой рукой и моей правой мы будем держаться за руки. Поняла?

— Поняла.

Замечательно он придумал! И заодно решился вопрос с тем, брать мне его за руку или нет: вчера вечером с этим у меня не было проблем, но в трезвом свете холодного дня я сомневалась, хватит ли мне на это смелости.

И так, рука об руку, с румяными от морозца щеками, мы зашагали вперед. Вскоре мы уселись на скамейку и, по-прежнему держась за руки, стали наблюдать за резвящимися белками.

Гас был так великолепен, его темные волосы так блестели, на щеках его была такая сексуальная щетина (очевидно, он не нашел эпилятор Карен) и его глаза были такими зелеными, что я не могла отвести от него взгляд, хотя знала, что так вести себя так неприлично.

— Как хорошо, — вздохнула я. — Ты молодец, что вытащил меня из дома.

— Я рад, что ты считаешь меня молодцом, малышка Люси Салливан. Большинство людей считают меня шалопаем.

— Почему? — спросила я.

— Понятия не имею! — Он очень правдоподобно изобразил простодушное удивление. — И вообще, те, кто считает меня шалопаем, просто еще не видели мою семью.

Ого! На горизонте замаячило неприятное откровение. Я собралась с духом и ринулась навстречу опасности.

— А… какая у тебя семья?

Он искоса глянул на меня: