Люськин ломаный английский

— Пожалуйста, послушай меня: не бойся, мы таких, как ты, каждый день видим. Ты думаешь, мы живем на те копейки, которые нам железная дорога платит? Нет, тут нам остается только лелеять надежду увидеть зарплату, которую с прошлого лета не давали. Если мы можем друг другу помочь, это хорошо. Потому что не забудь: если сегодня посылаешь через нас посылку, то сегодня же мы ее и доставим.

Прямота мужчины смягчила Людмилино сердце. Она решила довериться ему.

— Я пилот аэропланов. Мне нужно послать в Иблильск важный документ, разрешение на вылет.

Мужчина откинулся на своем стуле, глядя на Людмилу хитрыми глазами:

— Пилот аэропланов, говоришь? А почему бы тебе туда не слетать?

— Ну, таких маленьких аэропланов у нас нет, — ответила Людмила, оглядывая комнату.

— А почему бы и нет? Я слышал, что вы Ту-134 можете посадить на полосу не шире тракторной колеи.

— Нет, — ответила Людмила, — туда «тушку» не посадишь, я точно знаю. Сама пыталась, — добавила она, чтобы закрыть тему.

Низенький бородатый мужчина вклинился в их разговор.

— Ну, старый Ильин постоянно туда летал, — заметил он, закатив глаза и предаваясь воспоминаниям. — Они постоянно, в любое время дня и ночи, летали в Иблильск за новыми пропеллерами. А у них самолеты были покрупнее «тушки».

— Посмотри мне в глаза, — сказал блондин, хлопая ладонью по столу. — Ее «тушка» — самый большой летательный аппарат в мире. Не спорь со мной.

— Ну, не буду спорить, — пожал плечами смуглый мужчина, показывая, что в вопросах правды он всего лишь посредник. — Как друг я могу только попытаться спасти тебя от унижения признавать очевидные ошибки.

— Послушай, да забей ты, — сказала Людмила. — Туда слишком дорого лететь ради одного разрешения. Я хочу узнать насчет хлебного поезда.

— Вот узнаешь, сколько кропоткинская охрана берет за такое маленькое путешествие, и сразу полет не таким уж дорогим покажется, — сказал блондин. — Там идет война, на случай, если ты не слышала.

— Война еще до перевала не дошла, — ответила Людмила. — Гнезваров как раз перед ним остановили.

— Ха! Хотелось бы мне, чтобы это было правдой!

— Да, — встрял в разговор третий, — мы можем сказать, хотя мы и не с кропоткинского поезда, что хлебный поезд скоро совсем туда ходить перестанет. Поэтому не знаю, зачем тебе туда посылать свое разрешение, если ты даже «тушку» там посадить не можешь или буханку хлеба найти.

— Ха! — сказала Людмила. — Они не могут остановить хлебный поезд, это каждый дурак подтвердит. Пока там живут люди, хлеб обязаны возить, — сказала она, резко выпятив на них подбородок.

Блондин наклонился поближе к Людмиле.

— Послушай, я близок к источникам, контролирующим Кропоткинскую линию, и я могу подтвердить, что этот товарищ сказал правду. В Иблильск хлеб больше не пойдет. Это вопрос экономики.

— Но там ведь еще живут люди…

— Нет, — сказал мужчина, подняв палец. — Дело в том, что там недостаточно людей. Поняла? Теперь линия частная, и владельцы — иностранцы. Они не станут посылать туда поезд и людей, чтобы расчищать пути, ради дюжины буханок хлеба.

— Мы сами чистим пути! И толкаем вагон руками последние несколько километров, вам там вообще ничего делать не приходится!

— Ну, во-первых, не смотри на меня так, потому что это не я перекрываю этот поезд и все остальные поезда тоже. Если б это от меня зависело, я бы туда лично каждое утро белужью икру возил и кормил тебя с ложечки.

Все в кафе захмыкали, Людмила повернулась и увидела, что народ подтянулся ближе и внимательно слушает.

— Во-вторых, — продолжил блондин, подморгнув товарищам, — ты в огромной «тушке» можешь хлеба обожраться, так что нечего у нас последнее отсасывать!

Комната содрогнулась от хохота.

Людмила нахмурилась и посмотрела вниз. Она едва отбрасывала тень в свете лампы в кафе и поэтому чувствовала себя такой одинокой. Дни и ночи, проведенные без Миши, не заставили погаснуть в ее душе радостную надежду на встречу. И все же она изгнала его образ из мыслей и натянула маску спокойствия.

— Послушайте меня: где находится этот сторож с кропоткинского поезда?

— На пути в Кропоткин, — пожал плечами мужчина, оглядываясь, чтобы насладиться очередной волной смешков от товарищей.

— Но поезд стоит на платформе.

— Тогда не знаю. Я говорю, что в Иблильске идет война, то есть за перевозку с тебя двадцать пять процентов от стоимости посылки.

— Что! Сдохнуть можно!

— Подумай о его положении, — сказал бородач, наклоняясь к Людмиле. — Помимо своих обычных ставок он должен думать о безопасности в военное время. А железнодорожные ветки типа твоей, в самой глуши, это ж дикость, там люди толкают вагон без надзора сотрудника железной дороги — представь себе! Он должен откупаться от всех по дороге, чтобы добраться до склада. Прикинь, да!

— Да я месяц могу прожить на сумму доставки!

— Значит, ты шлешь не меньше тысячи рублей! — сказал блондин.

— Я шлю разрешение на полет!

— За разрешение он с тебя две тысячи возьмет.

Пока Людмила сидела, переводя взгляд с одного мужчины на другого, открылась дверь и в комнату вошел еще один чумазый, сильно похожий на гиену мужик.

Блондин встал со стула.