Люськин ломаный английский

— Нет, господи, нет, конечно. Я не от Бога, это просто черный костюм.

Людмила смотрела, как он разглядывает ее. Он почувствовал, что контакт установился, и расцвел в улыбке. Она пожала плечами и опустила глаза.

Блэр положил ладонь на ее плечо.

— Послушай, я просто хочу узнать тебя поближе. У нас вся жизнь впереди. — Он помолчал, пока она не переварила услышанное. — Мы можем говорить медленно и просто постепенно друг друга узнавать. Я не буду торопиться. Ты понимаешь?

Она кивнула, не поднимая головы.

— Ты очень красивая.

— Пасиба.

— Не возражаешь, если я посижу с тобой? — наклонил голову Блэр, как будто разговаривая с кутенком.

Людмила бросила на него взгляд и поплотнее прижалась к мешкам, подтянув колени к груди. Потом положила голову на колени и закрыла глаза.

У Блэра сердце забилось чаще. Он перевел взгляд с пряди черных волос на ее левой щеке — мягкой, более полной под таким углом и розовой от холода — до идеальных губок естественного цвета. Она дышала, но лицо не двигалось. Инстинкты Блэра призывали обнять ее. Он сел к стене, дрожа внутри, член торчал, как паровоз. Он беспокоился, почему она не продолжила разговор с ним. Разве ей не интересно? Разве ей нечего спросить об Англии? О времени, которое они проведут вместе? Ее вопросы помогли бы лучше ее понять. Эта молодая женщина определенно закалена жизнью, этакая тихая героиня.

Затем внезапно появилась мысль: это он должен проявлять инициативу. Он ведь мужчина, и это он должен что-то делать, особенно в такой патриархальной стране. Это же очевидно. Он задышал быстрее, почувствовав укол паники. Здесь мужчин оценивают по скорости и силе инициативы. Может быть, его уже оценили. Она уснула, значит, ей скучно, а это убийственно для романтики. Меньше чем за десять минут он просрал всю игру.

Его разум продолжал работать в цвете, рисуя картину ее сегодняшнего утра. Она рано проснулась, ее разбудило нетерпение. О нет, она вообще не спала. Он пробежал глазами по ее лицу. Она была растрепана, и это очень возбуждало. Это означало, что всю ночь она боролась с подушкой, но в результате она поддастся его силе, его мощи. Его члену. Она обессиленно упадет на спину, приглашая его, томно разводя ноги, раскрывая их, пока не покажется шелковый треугольник, призывая к сексу.

Блэра пробила дрожь, когда на него свалилась вся горькая правда: она рано ушла на станцию, весь день моталась по платформе, думая, что он приедет утренним поездом. И когда чудесным образом появился ее возлюбленный, ее спаситель — единственное, на что его хватило, это стоять, тупо открыв рот. Он заставил ее стоять на морозе, смотреть в пустоту, пока отчаяние не вынудило ее помчаться стремглав по платформе. И когда он наконец вяло поперся с ней на поезд — не с решительной галантностью искателя приключений, а за компанию с Зайкой до аэропорта, — он позволил сторожу посадить его далеко от нее, и они даже словом не обмолвились.

Конечно, теперь она спала, пытаясь не пускать боль в сердце. Или, если учесть, что боль была непереносимой, она, наверное, заперла ее внутри, и боль превращалась там в ненависть.

— Может, ей «Смартиз» предложить? — сказал Зайка, толкнув брата локтем через некоторое время, без обычных охов и вздохов присаживаясь рядом. — Пока ты совсем с ума не сошел.

— Я все просрал, Заяц. Она ушла.

Зайка щелкнул языком:

— Пиздишь. Смотри сюда… — Он поднял очки на лоб, постучал Людмилу по плечу и протянул пригоршню конфет на ладони ковшиком, словно там был цыпленок. — Хочешь конфетку?

Людмила села. Она посмотрела на руку Зайки, на его ненормальную улыбку и ухмыльнулась.

— Попробуй зеленую.

Зайка подтолкнул конфетку пальцем, загнав на самый край ладони, и вытянул лицо, словно трагедийный актер, глядя, как конфетка колеблется на краю гибели. Затем поднес руку ей ко рту, приставил ладонь между подбородком и губой и вбросил горошину. У Людмилы, расширившись, засияли глаза, когда он забрасывал ей в рот остальные конфетки, по одной. Она пыталась жевать их между смешками и замахала руками, когда он потянулся за следующей порцией.

Зайка показал пакет «Смартиз».

— Англия, — сказал он. — Волшебство.

— Вашепсо, — кивнула Людмила.

— Видишь? — спросил Зайка брата, толкая его локтем.

— Ну, блядь, ты все дело окончательно испортил. Ты абсолютно не разбираешься в сигналах.

— О чем это ты?

— Ну, общаться с такой нежной и сложной культурой не так просто, как ты думаешь. Здесь нужны осторожные философские маневры, нельзя просто нагло впереться с этакой клоунадой. Извини, если этот простой факт не укладывается в твою концепцию разудалого-мать-его-так-либерала с развеселым подходом к общению.

— Развеселым? Это твоя работа требует общения, друг. Нет, ты послушай. Я просто пытаюсь помочь.

— Ну, на будущее, не утруждайся. Если честно, последнее, что ей нужно сейчас, это очищенный сахар и красители. Ты тут и дня не был, а уже начал загрязнять среду.

— Что, коктейль выветрился? И хуй повис, да?