Люськины рассказы

— Галь, а Галь, так мне подушка во всю спину и до пяток достает.

— Ничего, зато будет не больно, — ответила сестра, привязывая веревкой на Люськиной спине подушку. Затем помогла ей залезть на кровать. Накрывая одеялом, сказала:

— Притворись, что спишь. Папа придет, а мы спим. Вот он нас ругать и не будет.

Согревшись под одеялом, девчонки заснули настоящим сном.

Вскоре пришел отец. Удивился необычной тишине в доме и забеспокоился:

«Шибко тихо что-то, и девчонок нигде нет. Спрятались или убежали… Ведь и постращал-то только для порядка, чтоб слушались, а то тайга рядом, далеко уйдут, заблудятся — маленькие еще», — думал Алексей, направляясь к детской комнате. Приоткрыл дверь. И перед ним предстала картина — на кроватях возвышались две «горы». Он неслышно подошел к кровати младшей, приподнял одеяло и увидел…

Из-под большой подушки, привязанной к спине, торчала макушка и раскинутые ручки и ножки. Ни дать, ни взять — черепашка. Он видел их во время войны в зоопарке в Австрии, когда освобождал Вену. Смех начал душить его. Откинув одеяло старшей, увидел то же самое. Дивясь хитрости озорниц, развязал и вытащил подушки. Дети спали так крепко, что даже не почувствовали.

— Притомились, родные, — прошептал отец. Вышел, тихонько, прикрыв за собой дверь. А утром сестер разбудил ароматный запах пирожков с черёмухой.

Дядя Вася

Наступил тот унылый период, когда до зимы недалеко, а осень еще не закончилась. Снег, выпавший на незамерзшую землю, таял, превращая дорогу в няшу. Наступила распутица. Ни лодкой, ни лошадью нельзя проехать. Таежная деревня на этот период была оторвана и от соседних селениий, и от районного центра. Единственная связь — это рация на почте да радио. Почти все мужское население люськиной деревеньки находилось в тайге на охоте, или, как говорили здесь, на осеневке.

Люська с подружками гуляла по улице. Ноги от долгой беготни по снегу промокли, и девчонки немножко замерзли, но расставаться не хотелось. Старшие сестры, Галка с Нинкой, учились в школе, а сидеть каждому в своем доме было скучно.

Томка предложила:

— Айда к нам. По дороге к маме в пекарню зайдем.

Люська согласилась. Тетя Маша работала пекарем, а для своих ребятишек на домашней сметане пекла крендельки. Томка, Любка и Люська, набегавшись, любили вместе попить чай с молоком и с этими крендельками. Вкусно!

Чтобы сократить расстояние, да и просто еще по летней привычке, пошли через лесок по краю берега. Река уже встала, хрупкий лед покрыло белым, только что выпавшим снегом, и только на середине темнела полынья, которая не замерзала до самых крепких морозов.

Вдруг Люська увидела на той стороне человека. На его голове вместо шапки четко выделялась белая повязка. Он замахал руками и закричал:

— Э-э-э-и;! Перевезите! Перевезите!

Девчонки остановились. Стали прислушиваться, а мужчина все кричал и махал руками. Подружки забеспокоились, их отцы тоже находились в тайге на промысле. И в это время никто не возвращался. Значит, что-то случилось нехорошее.

— Голос как у вашего отца. Я побегу в колхозную контору скажу, а вы к матери, пусть она людей позовет, — распорядилась Люська.

Девчонки быстро побежали за помощью.

Влетев в контору, Люська громко сказала:

— Скорее! Там дядька просит перевезти, и голова у него белым замотана.

Все, кто был, засуетились и побежали к реке. Мужики постелили на лед длинные жерди и, страхуя друг друга, толкая впереди облас, добрались до полыньи и переправились на ту сторону.

Люська не ошиблась. Когда лодка подъехала ближе, все узнали Василия Поликарповича — отца Любки и Томки. На полотенце, обвязанном вокруг головы, проступали кровавые пятна. Бледность лица подчеркивала рыжая борода.

— Скорее за врачихой бегите. Меня медведь «поломал». Уж сутки, как на ногах.

Его телогрейка была изорвана в клочья. Один рукав оторван, вата торчала изо всех дырок. Пошатываясь и придерживая руку у груди, дядя Вася пошел домой. Люська со всех ног кинулась за матерью в больницу. Избушка, в которой временно проживала большая семья дяди Васи, пока строился новый дом, не могла вместить набежавших сочувствующих односельчан.

Перед врачихой все расступились, и Люська тихонько прошла вслед за мамой.

Посредине избы на табуретке сидел дядя Вася и рассказывал.

— Я его давно выследил, а он, видать, меня. Ну, подкараулил и выскочил неожиданно, когда я утром из палатки выходил. Я за дерево раз, спрятался, ружья с собой нет. А он меня лапами из-за дерева и достал. Смотрит, как человек. У меня кровь течёт, глаза застилат, ничё не вижу. Вот я его ножом вслепую — раз, раз. Слышу, рухнул. Бросил всё. Полотенцем перемотал голову и — ходу домой, пока сила еще; есть.

Все притихли, слушая, курили.

При виде врачихи дядя Вася замолк. Она строго сказала:

— Всем выйти. Останьтесь двое мужчин и принесите водки, но лучше спирта.

Тетя Маша подала в кастрюле горячей воды. Качая головой, тихо сказала:

— Ох, и рисковый ты мужик, Поликарпыч, — так она всегда уважительно называла мужа. А он, подмигнув ей, ответил:

— Ничё, Маша. Живы будем, не помрем.

Мама, размочив присохшее кровавое полотенце, осторожно его