Лютер

Иоганн фон Мехельн, смеясь, упирался, когда Мартин в крайнем возбуждении схватил его за руку и мимо коленопреклоненных паломников потащил наверх.

— Не лучше ли сначала прочитать молитву, брат Мартинус? — ворчал монах, задыхаясь. Его ряса побелела от пыли. — Если бы приор мог представить себе, как часто мы перевираем слова молитв, он заставил бы нас целую недели пролежать ниц на каменном полу в зале капитула!

— Если я увижу папский дворец и побываю на службе в соборе Святого Петра, я сам, по собственному почину улягусь на каменный пол и пролежу две недели!

Брат Иоганн глубоко вздохнул и осенил себя крестным знамением.

— Ловлю тебя на слове, брат Мартинус, — сказал он.

Потом он поискал глазами доминиканцев, но те как сквозь землю провалились. «Странно! — подумал брат Иоганн. — Готов биться об заклад, они непременно хотели первыми насладиться видом Вечного города». Он пожал плечами и поспешил следом за Мартином.

Теплый вечерний ветерок донес на вершину холма звон колоколов. Они пели чище, чем тяжелые бронзовые колокола, к которым Мартин привык в Эрфурте. Потрясенный, опустился он на колени и с бьющимся сердцем стал ждать, пока пыльная мгла перед его глазами рассеется. Поредела дымка, растаяли облака пыли, и на горизонте возник прекрасный город. Мартин разглядел дворцы из светлого мрамора, которые были свидетельством благополучия, власти и величия. Башни и золотые купола возвышались по соседству с постройками дохристианской эпохи, руины которых сонно стояли там и сям, освещенные солнцем. Среди всего этого голубой лентой извивался Тибр. Река, разбиваясь на узкие полоски, огибала большой остров, и всюду через рукава реки к острову были перекинуты мосты. Это нельзя было назвать одним городом, здесь было много городов, и каждый излучал магический свет, их окружала какая-то сверхъестественная аура.

Мартин глубоко вдохнул. Он впивал впечатления, как истомленный жаждой странник, которому впервые за несколько дней протягивают кружку воды. Большого труда стоило ему оторвать взгляд от великолепной панорамы. Он все стоял и стоял на коленях, в то время как другие паломники давно уж сгрудились вокруг своего проводника, чтобы вместе преодолеть последний короткий отрезок пути до городских ворот.

ГЛАВА 4

Мартин и брат Иоганн остановились на подворье римского монастыря августинцев, недалеко от Пьяцца дель Пополо. Удивительный мир раскрылся перед ними. Братья по ордену приняли их очень сердечно и прилагали все усилия, чтобы после столь тяжелого путешествия окружить путников вниманием и заботой, насколько это позволяли строгие правила нищенствующего ордена. Аббат, наслышанный о главном викарии фон Штаупице, помог Мартину встретиться с секретарем папской канцелярии, и тот обещал передать Папе свитки при первой же возможности.

— Ты никогда не рассказывал мне, почему главный викарий послал с письмами в Рим именно тебя, — с обидой сказал брат Иоганн, встретив Мартина на роскошной лестнице папской канцелярии, где тот беседовал с секретарем. Он закинул голову и посмотрел наверх, на массивные мраморные колонны, подпиравшие бесконечную галерею дворца. В небольшой нише из разинутой пасти бронзового льва струилась вода, падая в круглую чашу из светлого песчаника.

Мартин задумчиво посмотрел на своего спутника. У Иоганна к уголкам губ прилипли крошки от медовых пирожков, которые на каждом углу предлагали торговцы. Похоже, поджидая Мартина, монах времени даром не терял.

— Его преосвященство озабочен теми неурядицами, которые в последнее время происходят в нашем монастыре, — сказал он наконец, пробиваясь сквозь толпу на площади Пьяцца дель Пополо и направляясь наверх, к базилике Сан-Джованни в Латерано.

Брат Иоганн внимательно слушал его.

— Главный викарий выступает за реформирование закоснелых законов ордена. Он собрал вокруг себя сторонников из числа аббатов, которые хотят поддержать его в стремлении поставить дела ордена под единый контроль. За несколько месяцев до начала нашего путешествия Папа издал буллу, которая ставит фон Штаупица во главе всех августинцев в немецких землях.

На лице брата Иоганна отразилась растерянность. Он чудом избежал столкновения с раззолоченным паланкином, который четверо носильщиков несли по Виа Бенедетто.

— Подозреваю, что решение Папы не всем аббатам пришлось по душе, верно? — ухмыляясь, поинтересовался он.

Мартин кивнул:

— По меньшей мере семь монастырей отказались признать папский указ. Фон Штаупицу ничего больше не оставалось, как еще раз обратиться к Папе. Поскольку до ухода в монастырь я изучал право, меня сочли подходящим человеком, чтобы передать Папе послание.

— Я сразу догадался, что мы особенные паломники! — в восторге воскликнул брат Иоганн. — Тебя-то уж во всяком случае привело в Вечный город важное поручение. Мне приор и горшка с медом не доверил бы!

Мартин рассмеялся так громко, что торговка, которая стояла у открытой двери в лавку, где в простых деревянных клетках было полно всяких птиц, и о чем-то спорила с какой-то расфуфыренной дамой, испуганно оглянулась.