Лютер Бербанк. Садовод-чудотворец

Совершенно исключительные способности Бербанка выявлять из тысяч одинаковых растений несколько, иногда одно, обещающее улучшение каких-нибудь важных свойств, часто поражали знатоков садоводства, наблюдавших приемы его отбора. Особенно удивительны были его работы по выделению лучших сеянцев фруктовых деревьев. Ведь у фруктовых деревьев сортовые различия имеются в первую очередь только в признаках плода, а потом уже и в других, дополнительных. Бербанк с самого начала своей работы установил обыкновение отмечать избранные растения полоской белого старого холста — «галстуком». Отмеченное растение сохранялось неприкосновенным для последующих опытов Бербанка, в то время как все остальные вокруг или немедленно выдергивались и уничтожались, или отмечались Бербанком углублением в земле с помощью носка сапога, что означало необходимость их убрать. Из сотен или тысяч таким путем оставлялась только незначительная часть. В работе с большим количеством растений на большой гряде и участках поля с многими тысячами растений Бербанку помогали два или три помощника, а сам он просто ронял на лучшие или пригодные для его опытов растения «галстуки», непригодные отмечал носком башмака, не останавливаясь притом ни на минуту. Помощники, шедшие позади, обвязывали «галстуками» отмеченные растения, а приговоренные к уничтожению выкапывали и сжигали. Однажды во время отбора Бербанком сорока экземпляров из тридцати тысяч сливовых саженцев приехал его друг любитель-садовод судья Лейб из Сан-Франциско. Бербанк продолжал работу, но Лейб через некоторое время его остановил. Между ними произошел разговор, изложенный после Бербанком в его «Жатве жизни». «— Бербанк, — сказал Лейб, — я питаю к тебе величайшее доверие и поверил, бы всему, что ты рассказываешь о своей работе, но я не могу допустить, что ты правильно поступаешь, вырывая все эти прекрасные саженцы и предавая их уничтожению. Мне кажется, что это самая возмутительная расточительность.

— Правда, — ответил Бербанк, — это выглядит так, как будто я делаю отбор по своему усмотрению, но это не так. Попробуй взять с собой пять-шесть таких приговоренных к уничтожению деревьев и посадить их в твоем саду. Тогда ты сам впоследствии убедишься, прав я или не прав».

Лейб согласился. Чтобы облегчить сравнение, Бербанк настоял, чтобы Лейб взял с собой и шесть саженцев, признанных годными.

Деревца были отправлены и посажены в саду судьи-садовода. Бербанк несколько раз навещал Лейба, осматривал саженцы, а на пятом году, когда деревца зацвели и дали плоды, Лейб сообщил своему другу результаты опыта.

«— Бербанк, — сказал он, — если бы кто-нибудь пять лет тому назад сказал мне, что подбор возможно производить почти бегом, я бы объявил этого человека сумасшедшим. Я много лет занимаюсь выведением фруктов и думаю, что кое-что смыслю в садоводстве и в выведении цветов, но то, что ты мне показал, превосходит все, что я когда-либо слышал!»

Лейб заявил, что целиком прав оказался Бербанк, а не он: шесть осужденных пять лет назад деревьев оказались негодными, и их пришлось выкопать и уничтожить, а отобранные Бербанком, наоборот, дали прекрасные и обильные плоды и остались в саду Лейба.

Чем же объяснить такую удивительную способность Бербанка быстро и безошибочно распознавать «в лицо» и выделять из тысяч других нужное ему растение, да еще в раннем возрасте, когда будущие свойства плодов крохотного прутика-саженца еще нельзя предвидеть даже гадательно?

Понятно, каждый саженец, как бы мал он ни был, имел ряд внешних, хотя и трудно различимых признаков, по которым Бербанку можно было быстро решать вопрос о его непригодности или будущих хороших качествах. Так как толщина, форма прутика, величина и расположение почек, форма листьев, цвет коры и другие признаки бросались в глаза, и Бербанк знал о связанности того или иного внешнего признака с формой, величиной, вкусом и урожайностью будущих плодов, то беглого взгляда для него могло быть достаточно, чтобы судить о будущих свойствах, и урожайности плодов. Вполне возможно, что Бербанк, как и незабвенный Иван Владимирович Мичурин, различал глазом такие мелкие особенности, которых он и не мог охарактеризовать словами, но легко находил среди тысяч других на первый взгляд похожих, как две капли воды, на выделенного счастливца.

И действительно, исследования врачей, лечивших Бербанка, свидетельствуют, что он имел более острое зрение, чем большинство людей, мог различать тончайшие нюансы и не заметные для других оттенки окраски. То же относится и к его слуху. Он сам рассказывал, что музыку он не мог слушать без физической боли — так сильно на него действовали даже самые благозвучные мелодии. Более совершенные и восприимчивые органы чувств Бербанка изощрялись к тому же огромным навыком и совершенствовались на постоянной работе.