Лютер Бербанк

Поразительно разнообразны культурные сорта капусты. Если посадить на одном небольшом участке коллекцию различных сортов капусты (кочанной, цветной, брюссельской, кольраби, красно-кочанной, савойской, декоративной садовой), а по соседству с этой очень живописной и разнообразной по формам, капустной выставкой иметь на такой же по размерам площадке высаженные для получения семян кочерыжки тех же самых сортов и форм капусты, то зрелище во время цветения второго участка будет исключительно интересным и поучительным. Прежде всего бросится в глаза разнообразная форма стеблей, листьев, даже зачаточных соцветий капусты на первом участке и однообразие их на втором: одинаковые мелкие желтоватые цветы, обильные на густых разветвлениях серовато-зеленых стеблей. Все эти растения, выращенные из кочерыжек, по наружному их виду очень похожи на цветущую дикую капусту. Различия первого года развития исчезают, и культурные и дикие капусты одинаково цветут, плодоносят, и по форме семян уже совсем нельзя узнать, как будет выглядеть и чем отличаться какой-либо один сорт от всех других или от своей родоначальницы — дикой капусты.

Жан Батист Ламарк

Почему цветы и семена всех сортов капусты одинаковы и не отличаются от дикой формы, а листья, стебли и соцветия резко и до неузнаваемости изменены? Ответ очень прост: все разнообразие сортов капусты — результат селекции, искусственного отбора. Но для того, чтобы этот простой и как будто бы бесспорный факт стал общепризнанным, нужен был всеобъемлющий гений Дарвина, его огромный труд, обработка колоссального материала, накопленного практикой сельского хозяйства.

Философы XVIII в., включая и ученых-естествоиспытателей, мир живых существ считали неизменным. Ботаники, описывая растительные формы, различали только роды, например: дуб, сосну, полынь, как это и теперь принято в широком обиходе. А так как родовая характеристика слишком груба, чтобы позволить различить разнообразие мелких отклонений, изменений, особенностей, хотя бы внешних признаков, то ничто не мешало утверждать, что «дуб есть, был и всегда останется дубом».

Идея извечности существования мира распространялась на все живое. И когда Карл Линней, фактически положивший начало современной ботанике, ее реформатор, приступил к своему колоссальному труду классификации форм живых существ по единой разработанной им системе, он твердо признавал неизменность, постоянство растительных форм. Однако по мере углубления в мелкие подробности внешнего строения органов растений Линней обнаружил почти в каждой группе близко-родственных растений (названных «видом», теперь — «линнеевский вид», или «линнеон») много переходных признаков, затруднявших разграничение видов. Некоторые виды он вынужден был признать «дурными», плохо поддающимися видовой характеристике, например, всем известные ястребинки, клевера и др. Как проницательный натуралист Линней понимал несостоятельность идеи постоянства видов, хотя в его распоряжении и не было сведений об ископаемых растениях и отсутствовали историко-географические данные. Только груды описаний разнообразных форм поражали воображение и требовали прежде всего приведения в систему уже накопленных материалов.

Как бы понимая свою историческую роль, Линней и ограничился инвентаризацией флоры, что к тому же совпадало и с его признанием неизменяемости видов.

Последние десятилетия XVIII в. уже были потрясены приближением французской буржуазной революции, феодализм с его идеей вечности и неизменности мира доживал последние дни. Новые взгляды «великих просветителей», безбожников-энциклопедистов (Вольтер, Дидро, Гольбах, Гельвеций и др.) влекли к работе неутомимых естественников-эволюционистов, увидевших в грудах накопленных данных о живой природе не предустановленный порядок и неизменность, а движение вперед, исторически развивающееся совершенствование живых существ.

Против Линнея выступил с огромным трудом — 36-томной «Естественной историей» — Бюффон, сознательно противопоставлявший нарочитую бессистемность своей «истории» линнеевской классификации. «Великий регистратор природы» Линней зло отомстил своему недругу Бюффону, назвав его именем полезное, беззащитное, но вызывающее часто неприязнь и отвращение животное — жабу («Буфо-буфо»).