Лютер. Книга 1. Начало

Василе Сава, торговец детьми, снимает квартиру в одном из полуподвалов Майда-Вэйла.

По бетонным ступенькам Хоуи с Лютером спускаются к входной двери квартиры, попутно оглядывая зарешеченные окна. Хоуи стучит в дверь. У нее это хорошо получается — строго, по-полицейски.

Семнадцать тридцать пять. Они ждут. В семнадцать тридцать восемь Хоуи стучится снова.

Наконец дверь открывает хозяин — босой, в ношеной рубахе и потертых «левайсах». Накачан Сава не хуже надувного батута; брутальный квадратный «ежик» смазан гелем. По виду ему как раз подошло бы ставить на колени нацменьшинства, расстреливать их в основание черепа, а трупы сваливать в канаву Между тем, если верить официальным данным, он является владельцем фирмы мини-такси «Прима».

Лютер и Хоуи предъявляют беджи, спрашивают разрешения войти для разговора. Обмен любезностями длится около минуты:

— А насчет чего, собственно?

— Да так, надо бы задать вам несколько вопросов.

После этого Сава косым кивком указывает: следуйте, дескать, за мной.

Обустроился этот человек вполне себе ничего: добротная, правда слегка мрачноватая, квартира, обитая темными панелями под дерево; турецкие ковры. На одной из стен — сорокашестидюймовый плоский экран. Воздух в просторной, совмещенной с кухней гостиной несколько спертый, со специфическим запахом. Вдоль самой длинной стены тянется ряд объемистых стеклянных террариумов.

Лютер, не вынимая рук из карманов, нагибается, чтобы рассмотреть обитателей.

— Ну-ка, что тут у нас?

— Тараканы «мертвая голова», — поясняет Сава.

По-английски он говорит очень неплохо, всего лишь с небольшим акцентом: как-никак в этой стране он обитает вот уже восемнадцать лет.

— Ух ты, — удивляется Лютер, — здоровенные какие.

— Да, они такие. Но в уходе неприхотливы.

— А это?

— А это чилийская сороконожка. — Сава, встав на колени, постукивает пальцем по стеклу напротив членистого, синюшного, многоногого чудища размером с ладонь Лютера. — А там красноногие тарантулы. Ну а это черная королевская змея из Мексики.

Лютер смотрит на неподвижный желтый глаз рептилии. Затем поглядывает в сторону Хоуи. Сержант, скрестив руки, стоит у входа на кухню, старательно пытаясь скрыть отвращение.

В самом большом террариуме на обломанной ветке флегматично восседает игуана — создание песочного цвета со старческими брыльями и выпирающим хребтом. Лютер рассматривает ее. Затем они с Хоуи заходят на кухню, где Сава, суетясь, как старая служанка, колдует над кофе.

— И все-таки зачем мы здесь? — галантно интересуется он.

— Нам, в некотором роде, нужен совет.

— Да ну? И какой же?

— Насчет похищенных детей.

Сава увлеченно измельчает бобы в кофемолке, которая своим высоким противным жужжанием напоминает бормашину.

— Мы здесь не для того, чтобы ворошить былое, — успокаивает его Лютер. — Но нам в самом деле нужна справка от лица, так сказать, компетентного.

— Как я подозреваю, насчет похищенного младенца? Тот двинутый радиоманьяк, убийство женщины, что-то там еще… Я угадал?

Лютер кивает.

— Тогда вы не по адресу, — усмехается Сава. — Торговля детьми проходит в диаметрально противоположном направлении. Детки экспортируются из Восточной Европы в Западную, и никак не обратно. — Он изучающе смотрит на поджавшего губы Лютера. — Что, разочаровал?

— Да нет, не сильно.

— Разумеется, правозащитники в бешенстве. Как так, покупать или продавать человека! А как же права? Но трафикеров интересуют только деньги. Такое уж они дерьмо. Вы вот сами где родились, детектив Лютер?

— В Лондоне.

— Понятно. А ваши родители?

— Тоже в Лондоне.

— А родители ваших родителей?

— Зачем вам это?

— А вот зачем. Хуже плохого дома в богатой успешной стране может быть только отсутствие дома в стране никудышной. Поэтму нежеланный ребенок и вытягивает свой счастливый жребий где-нибудь в Лондоне или Барселоне…

Постепенно он распаляется. У Лютера невольно возникает мысль о легкой невменяемости этого человека, об агрессивном помешательстве, подпитанном безудержным употреблением стероидов. В кармане он осторожно нащупывает газовый баллончик и вертит его двумя пальцами.

— Неужели это так уж плохо для ребенка? — кипятится Сава. — Учитывая, что его будущие родители желают его настолько, что готовы выложить за него энную сумму? Что люди рискуют ради того, чтобы дать ему теплый, любящий дом? Как такое может быть предосудительным? Не по-ни-ма-ю! Объясните мне это, будьте добры.

— Люди не подлежат торгу, — сдержанно говорит Лютер. — Это же не скот.

— В самом деле?

— В самом деле.

— Лет двадцать назад, — припоминает Сава, — Англия узнала из новостей о жутких условиях, царящих в румынских детских домах. Полуголые обгаженные детишки голодают, мрут как мухи. И тогда, помнится, тысячи семей на Западе всколыхнулись в порыве усыновить этих сирот. Было ведь? Спасти, вытащить их из этих страшных, говенных условий жизни. Но параллельно с легальным усыновлением тут же поднимает голову черный рынок.