Почему же сам Лютер не спешил жениться? Он, так активно толкавший к браку и своих друзей, и знакомых епископов, и незнакомых священников, и даже монахинь? Вот уже в течение четырех лет он без устали повторял каждому встречному, что брак является необходимостью, что безбрачие невозможно, что для каждого мужчины, способного к супружеству, избегать совокупления с женщиной значит наносить оскорбление Богу. Чем же объяснить его собственное поведение? Либо он такой способностью не обладал, либо грешил против Святого Духа... Почему, потратив столько лет на откровения по поводу собственных вожделений, живописуя в письмах и устных проповедях жаркий пламень желания, настоятельно требующий удовлетворения, сам он продолжал оставаться во власти этой неутоленной жажды? Разве не он во всеуслышание провозгласил многократно повторенные призывы: «Тело требует женщины и нуждается в ней»; «Мы созданы для брака, и Богу неугодно, чтобы хоть кто-то из нас оставался одиноким»? Почему он, столь заботливо пекшийся о благополучии других, сам упорно сопротивлялся исполнению божественного закона?
Ряд историков видят причину воздержания Реформатора в том, что он слишком много работал и у него просто не оставалось времени на решение личных проблем. Подобный подход свидетельствует о плохом знании психологии Лютера. Как бы ни захватывала его работа, ему не удавалось с ее помощью загасить в душе внутренний огонь, и если он развернул целую кампанию в защиту вступающих в брак священников, то делал это прежде всего в собственных интересах. Не будем забывать, что само его учение родилось на свет из глубоко личных побуждений. Наивно думать, что ему не хватало времени подыскать себе подходящую партию. Как только к любому неженатому мужчине приходит известность, находятся тысячи женщин, жаждущих его внимания. Логично предположить, что и вокруг Лютера крути-лось достаточно поклонниц, тем более что его откровенные высказывания по вопросам брака никак не способствовали сдержанности. Действительно, как мы вскоре убедимся, он оказался в центре настоящего клубка интриг, чтобы в конце концов сделать выбор, как говорили гуманисты, в пользу одной из интриганок.
Причина этой неспешности заключалась в другом: Лютер боялся повредить своей репутации. Он был Пророк, человек Обновления, Германский Святой. На портретах, которые продавались по всей стране, художники изображали его с нимбом вокруг головы. И он очень хорошо понимал, что в глазах простого народа его безбрачие, как символ победы духа над телом, служило самым лучшим залогом признания его особой миссии. Разумеется, он провозгласил необходимость супружества, но ведь при этом подчеркивал, что она проистекает из слабости человеческой. Он же, не поддаваясь этой слабости, в глазах всех, кто ожидал от него духовного обновления, оставался редким, исключительным примером — быть может, вообще единственным — человека, вознесенного над всеобщей грязью. Существовал ли лучший способ доказать, что именно он — Избранник Божий? Да, он старательно побуждал всех остальных на личном примере убедиться в греховности и ничтожности человеческой природы, которую он сделал первым догматом своей религии, однако сам предпочитал не подчиняться общей закономерности, демонстрируя свою трансцендентность. Лютер вышел из народа и прекрасно чувствовал, о чем нужно говорить и писать, чтобы народ принял его, а не отверг. Вероятно, в глубине души он чувствовал также, за что именно в народе его почитают и чем конкретно в нем восхищаются. Помимо реакции простых людей он учитывал и отношение великих мира его: не зря же курфюрст Фридрих с презрением отказался иметь дело с женатыми священниками.
С момента его отлучения прошло четыре года, но он, публично издевавшийся над монашеским клобуком, называвший его обладателей шутами, ослами и свиньями, горячо призывавший членов любых братств выкинуть эту дрянь на помойку, сам продолжал ежедневно облачаться в рясу августинца. В этом одеянии он читал свои проповеди, в нем участвовал в божественных службах, в нем ездил по Саксонии. А как же иначе народ признает в нем посланника Небес? Лишь 9 октября 1524 года он расстался с монашеским платьем, воспользовавшись как предлогом подарком курфюрста, пожаловавшего ему штуку сукна на пошив «капюшона или рясы». Неизвестно, какими соображениями руко-водствовался князь, делая столь богатый подарок Лютеру в пору, когда Церковь в Виттенберге подверглась полному разорению, а пастыри жаловались, что умирают с голоду. Получив дар, Лютер приказал сшить себе светскую одежду — не исключено, что он надеялся обрести с этого времени вид законченного буржуа.