Лютер

Итак, Лютер основал новую, истинную Церковь, вернувшуюся к евангельским истокам и вознамерившуюся заменить собой Церковь прежнюю, в свою очередь считавшую себя истинной. В 1533 году он заявлял, противопоставляя обе Церкви: «Одна из них, ложная, хоть и именует себя Церковью и Божьим народом, на самом деле таковой не является; другая же, хоть и не носит столь громкого имени, по сути и есть истинная Церковь». Первая на протяжении веков занималась обманом верующих, которые не подозревали, что доверились «Церкви Антихриста», «свинской Церкви», «новой Церкви прелюбодеев и дьявола». Эта Церковь одержима множеством бесов, наиболее опасные из которых «бес паломничества, бес индульгенций, бес булл, бес братств, бес святых, бес мессы, бес чистилища, бес монастырей, бес священничества и бес папства». Ни одному из сынов этой бесовской Церкви нет и не может быть спасения. Впрочем, как только ему пришлось бороться с ересями внутри собственного учения, он сразу вспомнил о традиции, носителем которой себя считал. Обличая Цвингли, не верившего в реальность божественного Присутствия при таинстве Причащения, он писал: «В этом вопросе нам должно с избытком хватить свидетельства всей христианской Церкви. Весьма опасно прислушиваться и принимать на веру утверждения, противоречащие единодушному свидетельству, вере и учению всей святой Церкви, которая со дня своего основания и на протяжении 15 веков твердо придерживалась единой точки зрения».

Светской власти Лютер отвел роль защитницы истинной Церкви и гонительницы Церкви ложной, понимая, что без ее поддержки проповедь нового Евангелия не может рассчитывать на успех. Если в одном и том же городке выступают сразу два проповедника, разобраться, кто из них кто, обязаны представители княжеской или городской власти: «Того, кто учит истине, опираясь на Писание и Слово Божье, следует оставить в покое; но того, кто проповедует ложное учение, противное Писанию и Слову Божию, надлежит немедленно изгнать». Итак, с теми, чье учение противоречит установлениям веры (читай: лютеранству), отмечает он в другом месте, «мириться ни в коем случае нельзя; их надо наказывать как публичных святотатцев». Какую же меру наказания он предлагает? Вплоть до крайней. В 1530 году, вспоминая о собственной снисходительности (продолжавшейся весьма недолго), Лютер уже сожалеет о своей «глупой мягкости». «Теперь я пришел к мнению, — продолжает он, — что власть должна карать смертной казнью всех, кто поддерживает не то что бы бунтарские, но даже просто кощунственные идеи». Вопрос, как видим, лишь в том, что именно считать кощунством.

Ему хотелось, чтобы в Саксонии этот принцип утвердился как можно скорее. Не позже октября 1525 года он писал курфюрсту Иоганну Саксонскому: «Именно курфюрсту как послушному орудию в руках Господа надлежит навести порядок в делах религии». Спустя еще несколько месяцев он добавлял: «Глава светской власти не имеет права терпеть, чтобы его подданные страдали от раскола и отсутствия единства, вызываемых противоречивыми проповедями. От этого могут случиться смуты. Руководствуясь этим принципом, городской совет Нюрнберга утихомирил монахов и закрыл монастыри». Под словом «утихомирил» следует понимать «разогнал». Что касается герцога Георга, то он, в свою очередь, гнал со своих земель проповедников лютеранства. Тут уже возмущенный Лютер обвинил его в тирании, напоминая, что светская власть распространяется исключительно на дела земные. Когда же в 1539 году герцог умер, передав престол брату Генриху, убежденному стороннику Лютера, Реформатор немедленно обратился к последнему с письмом, в котором-требовал содействия в уничтожении папства: «Призываю вас положить у себя в Мейсене конец кощунственному идолопоклонству!» Генрих так и сделал, отдав епископство Мейсенское на разграбление ордам осквернителей и иконоборцев. Аналогичный совет получил от Лютера и Филипп Гессенский, также ревностный адепт новой веры: «Вы должны лично следить за тем, что проповедуют ваши служители».