Лиутпранд Кремонский - АНТАПОДОСИС; КНИГА ОБ ОТТОНЕ; ОТЧЕТ О ПОСОЛЬСТВЕ В КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Оттон II и его супруга Феофано, Благословляемые Христом. Париж, музей Клюни. Резьба по слоновой кости. Крышка ковчежца с мощами. Надписи (по-гречески): сверху - «Иисус Христос», слева - «Оттон, император Римский», справа - «Феофано, императрица», внизу - «Христе! Помоги своему помазаннику! Аминь!»

толпу, были одеты в широкие и дырявые от ветхости туники. Им было бы лучше идти в своих повседневных одеждах! Не было ни одного, чей прадед надел бы эту [одежду] новой! Ни один не был украшен ни золотом, ни драгоценностями, разве что сам Никифор, которого императорское облачение, изготовленное для человека более высокого роста, делало еще отвратительнее. Клянусь вашим спасением, которое для меня дороже собственного, что парадное одеяние одного из ваших князей ценнее сотни и даже более подобных одеяний! Итак, меня привели на προέλευσιν и усадили на возвышенное место³³ возле псаломщиков, то есть певцов.

X. Пока он шел, словно ползучее чудовище, льстивые псаломщики кричали: «Вот идет утренняя звезда, восходит Эос, взором отражающая лучи солнца, бледная смерть сарацин³⁴, Никифор μεδων, то есть государь!». И далее пели: «μέδοντι, то есть государю Никифору, πολλά £τη, то есть многие лета! Народы, поклоняйтесь ему, чтите его, склоняйте перед ним свои шеи!». Насколько было бы правильнее петь: «Иди, потухший уголь, μέλε, ковыляющий, словно старуха, ликом Сильван³⁵, мужиковатый, блудливый, козлоногий, рогатый, двучленный; вечно небритый, глупый и неотесанный варвар; суровый, косматый³⁶ и мятежный каппадокиец!». И вот, воодушевленный этими лживыми песнями, он входит в св. Софию, тогда как его государи, императоры, издали следующие за ним, склоняются перед ним в земном поклоне с поцелуем мира. Его оруженосец отмечает стрелой в церкви год, который шел с начала его правления³⁷; так те, кто этого не видел, узнают год от начала эры.

XI. В этот же день он велел мне прийти к нему на пир. Так как он счел меня недостойным иметь предпочтение перед кем-либо из его вельмож, то я сидел на 15-м от него месте и, к тому же, без скатерти. Никто из моих спутников не только не сидел за столом, но даже не видел дома, в котором был пир. Во время обеда, довольно гнусного и отвратительного, по обыкновению пьяниц обильно сдобренного маслом и каким-то ужасным рыбным соусом, он много спрашивал меня о вашем могуществе, о вашем королевстве и войске. Когда же я последовательно и правдиво ответил ему, он сказал: «Ты лжешь! Воины твоего государя не умеют ездить верхом, пехота не умеет сражаться, величина щитов, тяжесть доспехов, длина мечей и бремя шлемов не позволяют им вести бой ни тем, ни другим способом». И со смехом добавил: «Мешает им также gastrimargia, то есть ненасытность чрева; их Бог -чрево³⁸, отвага - хмель, храбрость - пьянство; их пост - слабость, воздержанность -трепет. На море у твоего государя ничтожное количество судов. Только я обладаю сильным флотом, с которым нападу на его суда, войной разрушу его приморские города, а те, что расположены на реках, - обращу в пепел. А как, скажи, сможет он противостоять мне на суше с таким малым войском? Был при нем сын, была жена, саксы, швабы, бавары, итальянцы, все были с ним, и все же не сумели они, вернее не смогли, взять единственный городок³⁹, оказавший им сопротивление. Так как же они намерены противостоять мне, когда я приду, а за мной будет следовать столько воинов, сколько

Жатв на Гаргарской горе⁴⁰

, гроздей виноградных в Мефимне,Звезд на небе⁴¹, волн во время бури на море!