Льются слова, утекая в песок...(СИ)

- Мы сбежим от моря и от проклятого королевства, в котором нас может кто-то вспомнить, а после всё окончательно забудем, - прошептал парень. – Ты не изменилась, русалочка, просто тебя прошлой больше нет.

Гроттер хмыкнула.

В ней не было ни капли от русалки.

Её ноги не резало от боли, когда она ходила по камням, а её прекрасному голосу мог позавидовать каждый. Её глаза потеряли оттенок моря, превращаясь в два прекрасных, но вполне человеческих изумруда, а прекрасные волосы путались каждый раз, когда их трепал ветер, и не признавали другие стихии…

Она не русалочка.

Поминки её прошлого справляют сегодня – сорок дней как она получила душу, сорок дней, как её чёрная душа проклинала собственную реальность.

Сорок дней, как священник брызнул в неё чем-то, и у неё не осталось ни единого шанса остаться обыкновенной морской пеной.

Принц отобрал у неё море, она отобрала у него жизнь. Ненависть за ненависть.

Горячий поцелуй вновь вызвал очередной приступ амнезии – раз уж у них не получается погибнуть, то третий приступ забвения обязательно сотрёт всю память окончательно, и они вновь на некоторое время потеряют всё, кроме друг друга…

А пока что – он будет называть её русалочкой, а она его – своим принцем, пока они вновь не превратятся в обыкновенную семейную пару, у которых за спиной разве что пройдённые дороги…

Кровь за кровь.

У неё на руках была чья-то кровь, нож, который упал где-то в стороне, до сих пор был тёплым от прикосновения рук, а её голос оставался всё таким же мелодичным, как и у проклятой сирени. Ненавистный некромаг стоял напротив, усмехаясь – на его сегодня светлой рубашке виднелись слова всё той же крови, а проклятая рана заживала. Незаживляемые царапины до сих пор оставались какими-то шрамами на её душе, а его чёрные, как и у принца, глаза явно сияли от веселья – Бейбарсову было очень весело.

- Как ты мог, - прошептала Таня, отступая к стене и вжимаясь в неё. Перед глазами у неё виднелось великолепное море, которое она навсегда забыла и потеряла для себя самой. – Как ты мог, Бейбарсов? Зачем ты это сделал? Что ты хотел сказать?

- Видишь, я тебя больше не люблю, - покачал головой Бейбарсов. – Я не ношусь за тобой и не пытаюсь убедить в том, что ты должна быть со мной. Тогда почему тебе чего-то не достаёт… русалочка?

Таня отступила.

Она видела ведьму, которая сияла у неё перед глазами – но её не звали Чумой! Это была очередная выдумка собственной больной фантазии.

Там она была реальной.

Она помнила каждое мгновение – и если прежде она была выдуманным образом, который попросту кто-то придумал прежде, а кто-то второй зачитал, то сейчас…

- Не думал, что ты так великолепно умеешь переписывать истории, - прошептал Бейбарсов, уверенно подступая к ней и сжимая ладонь Гроттер. – Но у тебя прекрасно получается петь тогда, когда тебе отрезают язык.

Сердце рухнуло вниз.

- Как ты мог?

- Твоё моральное падение, Гроттер, должно было когда-то начаться. Я попросту сделал это немного раньше, чем ты ожидала, но это не такой уж и повод ненавидеть меня, разве не так? – усмехнулся Глеб. – Признай, ты сама это сделала.

Нож в крови никак не вписывался в старую сказку.

Она потеряла не только море – её правда окончательно утонула в крови, и реальность зачитанной сказки стала как можно более настоящей именно в это мгновение.

***

Порой случается, что сначала дышится достаточно тяжело, а после наконец-то становится легче, иногда – наоборот; сейчас же у Тани было такое состояние, что она не могла даже заставить себя шевельнуться. Казалось, надо было просто в очередной раз обидеться на некромага и прекратить с ним разговаривать, назвать миллион раз сволочью, позволить себя один раз поцеловать. Сбежать даже – или, возможно, вернуться, но никак не лежать недвижимо на кровати в своей комнате и не смотреть на потолок, который успел уже показаться самым ненавистным местом в доме. В конце концов, она совершенно не заслуживала подобного к себе обращения.

Её моральное падение, как сказал Глеб, и вправду началось – совсем недавно, как-то совершенно незаметно, но, тем не менее, безостановочно, слишком сильное и настойчивое, чтобы она могла сражаться и сопротивляться тому, что за неё уже успели давным-давно решить. Теперь Таня задыхалась от негодования и пыталась заставить себя морально воскреснуть, но у неё совершенно ничего не получалось, и девушка просто терялась в глупых мыслях, которые словно какой-то петлёй висели на шее, камнем тянули вниз и не позволяли выровняться.

Таня поднялась на ноги и подошла к двери, дёрнула за ручку раз, другой – но, тем не менее, оная не поддавалась. Гроттер с ненавистью и каким-то бессилием, которое в последний раз едва ли не превратилось в её отличительную черту, ударила кулаком по деревянной поверхности и отошла куда подальше – Бейбарсов не спешил выпускать её из персональной небольшой клетки, которая казалась сейчас самым отвратительным, что только можно было придумать.