Ей так не хотелось признавать этого, так не хотелось быть правой даже в такой глупой, дикой мелочи - она знала, что не имеет права подозревать человека, даже такого, как Бейбарсов, в чём-то подобном, но не могла убедить себя думать иначе.
В нём скопилось столько мрака, что остановить жуткие чёрные волны силы, что разливались в разные стороны, было практически невозможно.
- Почему ты молчишь?
- Гроттер… - на его губах - Таня чувствовала это, пусть и не видела лица, - сейчас должна была появиться странная, кривая ухмылка, смысла которой она прежде не понимала.
Сердце сжалось. Он пробежался тонкими пальцами по строкам книги, которую держал в руках.
- Ты тут не злодейка, - он так к ней и не повернулся, - а я никогда не жертва. Но мне всё же интересно, как ты будешь вести себя в подобных ситуациях.
- Экспериментируешь с человечеством?
Он повернулся к ней на мгновение и криво усмехнулся.
- Всего лишь с тобой.
…На сей раз, чтобы их закрутил водоворот посторонней реальности, ему не понадобилось ни восстанавливать силы, ни даже читать несколько первых строк.
Она потянулась к чашке кофе, коснулась уже ручки, но одёрнула руку - та оказалась слишком горячей. Презрительно искривила губы, будто бы старательно пытаясь продемонстрировать собственную ненависть к нерадивым официантам, посмевшим подать что-то до такой степени горячее в дорогом - до такой степени дорогом, стоит отметить, - ресторане.
- Эй! - начала она, а после перевела взгляд на Глеба, холодный и мрачный. - Что ты так смотришь на меня?!
- Анна, перестань вести себя, будто бы маленький ребёнок, - он спокойно отложил вилку в сторону и посмотрел на неё привычно равнодушным взглядом. - Кофе должен быть горячий, в конце концов, и твои капризы совершенно не уместны.
- Имею право!
Она фыркнула и как-то дико, вредно повела плечами, будто бы пыталась показать, что на самом деле права тут именно она. Бейбарсов даже не посмотрел на супругу; у них с Анной никогда не было ни должного взаимопонимания, ни нормальных взаимоотношений, зато слишком много - обмана и взаимного презрения.
Мужчина не чувствовал себя слишком уставшим от роли хорошего и порядочного мужа только потому, что играл в это только на публике.
- Назови мне хоть одну причину, почему я сейчас должна вести себя спокойно? - Анна смотрела на него с отчаянным вызовом, будто бы пыталась прорезать взглядом насквозь. - Почему должна вести себя, будто бы пай-девочка? Я имею право на то, чтобы заставить их ползать на коленях передо мной! Это наш ресторан! Это наш бизнес! Наши люди! В конце концов, - она провокационно положила руку на свой заметно выступающий уже живот - это наш…
Он поднял на неё взгляд - ни капли теплоты, - и усмехнулся.
- Наш? - переспросил издевательски-язвительно. - Как и в прошлый раз, Анна.
Она презрительно скривилась, будто бы пыталась предъявить какие-то претензии. Вообще-то, стоило бы молчать - паршивая овца в семье богатого папочки и безмерно бедной мамаши, выскочившая замуж только потому, что так было надо было - покрыть позор, свалившийся на отцовскую голову.
В прошлый раз - два года назад, - Бейбарсов был никем, максимум перспективным парнем с хорошими мозгами, а она - богатой дурёхой, способной свалиться в объятия кого попало.
Сейчас, когда прошло уже столько времени, и они оба непременно носили обручальное кольцо на правой руке, мечтая выбросить его в воду, он превратился в холодную, расчётливую сволочь, способную отобрать что угодно у кого угодно. Сейчас он совершенно не зависел ни от денег её отца, ни от его бизнеса; стартовый капитал давно уже перерос в что-то большее. Сейчас он отдавал последние тысячи из того, что дали ему “в долг”, чтобы быть свободным от её семьи и от неё самой.
А она так и осталась богатой дурой.
В конце концов, как и в прошлый раз, это был не его ребёнок. Анна была готова поклясться в том, что Глеб к её беременности не имеет ни малейшего отношения; только если в прошлый раз она так и не смогла родить, потому что не хотела, то на этот поклялась сохранить малыша - потому что была уверена, что чужие черты лица в ребёнке будут раздражать Бейбарсова неимоверно. Что он будет ненавидеть детский смех, раздающийся в своём доме, будет проклинать тот день, когда на ней женился, но из-за того, что люди от него отвернутся, вынужден будет терпеть её присутствие - и присутствие её выплодка неизвестного происхождения.
Анна - не считая того, что хотела родить, - уже за эту невидимую ненависть обожала ребёнка.
Разумеется, Глеб - не отец. Он и целовать-то её не хотел, не то что засыпать в одной постели; всё, что между ними было - грубо, пару раз, и то достаточно давно, чтобы совершенно не сходиться по срокам. Тем не менее, пусть ему было плевать на её верность, она хотела, чтобы этот мужчина - чисто для коллекции, - принадлежал ей одной.
И потому сейчас своего же ребёнка она люто ненавидела - за то, что, так или иначе, Глеб смотрел с презрением на неё, а не на её живот. За то, что был холоден и равнодушен до последнего, но - не ненавидел её за то, что она была беременна от другого.