Обои, обивка мебели, драпри были зеленые. Всюду над окнами, дверями, на часах, над мраморным камином в виде украшения виднелись орлы с распростертыми крыльями с лавровыми венками в клюве, обвивавшими императорский вензель N. На всех столах лежали карты, книги, бумаги. Наполеон занимался делами даже во время своего короткого завтрака.
Занятый своими мыслями, он не обращал никакого внимания на Эгберта. Префект также не двигался.
Наконец Бонапарт поднял голову и медленно обернулся.
Он был, как всегда, в мундире, но без шпаги и орденской ленты.
– А! Вы тут, месье Геймвальд!
Эгберт поклонился.
– Я недавно был в ваших странах на Дунае, – сказал он, садясь в кресло и положив руку на карту. – Австрийцы думают застать меня врасплох; но мы сами явимся к ним с быстротою молнии. Моя главная квартира будет в Вене. Вы, вероятно, хорошо знаете ее окрестности. Вы уроженец Вены?
– Так точно, ваше величество.
– Подойдите сюда. Как вы находите, правильно ли нарисована эта карта?
На столе лежала большая карта русла Дуная от баварской границы близ Пассау до Пресбурга.
– Насколько я могу судить, карта совершенно верна, ваше величество.
– Тут под Веной несколько островов на Дунае. Как называется самый большой из них?
– Лобау, ваше величество.
– Крепкий грунт или болото?
– Все лес и кустарник. Насколько мне известно, остров почти необитаем.
– Вы имеете дом в Вене?
– В предместье Landstrasse и небольшое имение около Шенбрунна.
– Мы скоро будем с вами по соседству, – заметил император со свойственной ему холодной улыбкой. – Я слышал, вы уезжаете из Парижа?
– Да, ваше величество.
– Довольны ли вы своим пребыванием в нашей столице? Как шли ваши занятия? Немцы прилежный, трудолюбивый народ. Ваша молодежь не проводит время в одних удовольствиях, пустой болтовне и не увлекается политическими бреднями, как наши юноши. Она учится и живет среди книг. Я уважаю ее за это. Осмотрели ли вы музеи и библиотеки?
– Далеко не так основательно, как я желал этого. Нужны годы, чтобы изучить сокровища наук и искусств, которые собраны здесь вашим величеством. Наполеоновский Париж представляет полное подобие Рима времен Траяна.
– Только Траян был счастливее меня. Когда он одерживал на границах империи легкие победы над варварами, ему отдавали в Риме божеские почести. Никто не помышлял мешать внутри государства. Даже вечно недовольный римский сенат не вмешивался в его действия. Замолкли софисты, политические болтуны и пустомели. Желчный Тацит с похвалой отзывался о нем. Я сделал больше для Франции, нежели Траян для Рима. Но чем отблагодарили они меня за это? Якобинцы до сих пор не могут успокоиться; они не хотят видеть Францию могущественной и счастливой. Их следовало бы посадить в тюрьму под замок. Сумасшедший дом был бы для них еще лучше. Но, к несчастью, врачи принадлежат к их числу. Кстати, вы, кажется, знакомы с Веньямином Бурдоном?
– Точно так, ваше величество, я передал ему поклон от его умирающего отца.
Говоря это, Эгберт смело смотрел в лицо императору. Так делают с львами, когда хотят избежать неожиданного прыжка. Император показался Эгберту еще меньше ростом и шире в плечах, чем в Malmaison.
– От умирающего отца? Это что за история?
Эгберт рассказал в нескольких словах историю насильственной смерти Жана Бурдона.
На строгом лице Наполеона не изменилась ни одна черта, не дрогнула ни одна жилка. Глаза тоже смотрели спокойно и пристально, лоб оставался таким же высоким и гладким, как всегда.
– Да, помню, – сказал он. – Это происшествие было напечатано в газетах. Австрия не может похвастаться своей полицией. Как не найти виновных! Так вот что сблизило вас с Бурдоном! Это в порядке вещей. Разве мог он привлечь вас к себе своими политическими бреднями? Немцы не республиканцы, они преданы своим монархам. Если бы я царствовал в Германии, то считал бы себя счастливым человеком. Вы никогда не носили оружие?
– Никогда, ваше величество, но я могу в случае необходимости владеть им.
– Против меня, вероятно! – заметил с улыбкой император, нюхая табак из маленькой табакерки. – В Австрии организуют народное ополчение из граждан и солдат. Все это вздор! Такое войско не выдерживает строя. Пример Испании мог убедить в бесполезности народного вооружения! Они даже не сумели удержать прохода Сомо-Сиерра против атаки кавалерии. Всякий бандит не может вести войну. Война – искусство!
Он остановился. Эгберт счел нужным сказать что-нибудь.
– Вы это не раз доказывали на деле, ваше величество.
– Я не понимаю, чего хочет ваш государь! Не думает ли он застращать меня? Народное ополчение, восстание тирольских крестьян, о которых пишет мне баварский король, – все это призраки! Мои полки рассеют их! Ссылаются на пример Франции во время революции. Войска, выставленные комитетом общественной безопасности, генералы, республика, спасение отечества – все это бессмыслица, басня, придуманная якобинцами, чтобы заставить мир забыть гильотину и до известной степени оправдать ее. Я создал французскую армию и сделал ее непобедимою, я один! Император Франц, выступая против меня, может лишиться и государства, и короны.