Кризитий бросил взгляд на Гандлеона. Песок под его телом стал пепельным. Воин не услышал ни дыхания брата, ни биения его сердец. Он вновь согнул руку с мечом. Доспехи Гандлеона были в еще худшем состоянии, чем доспехи Кризития. На трупе не осталось ничего ценного, даже для мусорщиков.
Оглянувшись, он заметил, как Андарот в одиночку поскакал к месту битвы с песней на измазанных губах и с высоко поднятым мечом. Все в Когорте Назики приняли прикосновение Тёмного Принца, но Андарот увлёкся куда серьёзнее, чем большинство. Он отбросил в сторону того себя, кем когда–то являлся — одним из лучших Палатинских Клинков III Легиона — и в итоге стал тем, кого большинство из них считали более великим. Несмотря на это, были и такие, кто цеплялся за прошлое, как их меланхоличный апотекарий, но они всё же смирились и жили этим прошлым угрюмо и одиноко. Такие воины, как Андарот и Кризитий, видели только будущее и то, как они могли бы служить своим собственным прихотям. Потому что когда кто–либо потакает себе — он служит Слаанеш.
Легионер проводил взглядом исчезающего в мазках крови и лезвий Андарота. Последовав за ним, Кризитий присоединился к битве.
I.VI
— Что такое, кузен? Крови боишься?
Люций коротко и жестко улыбнулся, приближаясь к главарю Пожирателей Миров, стоявшему на самой вершине сломанного зубчатого хребта
Пожиратель Миров не ответил, он стоял неподвижно, словно статуя, и продолжал наблюдать за битвой. Из–за расстояния какая–то часть Люция задалась вопросом, а жив ли этот воин вообще. Он уже видел такое раньше — легионеров, стоявших столбом после своей смерти в бою. Они застывали на месте из–за неисправной или заклинившей брони.
Но эта мысль быстро развеялась. Люций различил слабые, едва уловимые толчки доспехов воина XII легиона, ощущал едкий привкус, исходящий от активного реакторного ранца. Он слышал ошеломительно ровный барабанный бой сердец Пожирателя Миров и слабые щелчки имплантатов, внедрённых в его череп под оскаленной маской шлема сарумского образца.
Люций отодрал кусок сломанного скалобетона с обшивки разбитого корабля и швырнул его в Пожирателя Миров. Перчатка воина взметнулась вверх и поймала этот кусок на расстоянии вытянутой руки от лица. Чемпион XII легиона медленно повернул голову и посмотрел на Люция. Единственным ответом стало то, что он раздавил скалобетон в кулаке и снова разжал ладонь, позволяя потокам серебряной пыли развеяться по ветру.
— Ах, — молвил Люций, — вот как! Мысль о том, что ты специально меня игнорируешь, была просто невыносимой.
Пожиратель Миров повернулся к нему, медный кольчужный плащ свисал с его плеч, царапая корпус разбитого корабля. Он заговорил низким отрешенным голосом, скрипящим сквозь решетку его шлема.
— Я знаю тебя.
Люций склонил голову набок. Голос по стандартам XII легиона был мягким и отчасти размеренным. Мечнику редко доводилось слышать подобное от Пожирателя Миров. Он внимательно рассматривал сына Ангрона, изучая острые глифы, которыми был покрыт красный керамит, прежде чем узнал того, кто был перед ним.
— Не сомневаюсь, — ответил Люций, довольно присвистнув, — ты был на Скалатраксе. Те славные минувшие деньки воистину были прекрасными. Мне доводилось слышать разговоры о тебе, — Люций указал мечом на Пожирателя Миров, — они называют тебя Красный Центурион. Я слышал, ты хорош. Мне довелось испытать некое сожаление, что мне не предоставилось возможности самому убедиться в этом, но, похоже, судьба была против меня. Я рад тому, что она всё–таки собрала нас вместе на этом торжестве.
— Торжестве, — повторил Красный Центурион, оглядываясь на сражение. Что бы ни являлось причиной апатии воина, она раздражала Люция.
Он сжал кулак, ощущая холодное покалывание на кончиках пальцев. Действие амброзии Чезаре ослабевало. Он почувствовал, как острая ясность мира вокруг тускнеет. Голоса в голове становились всё громче, жужжали, словно шевелящийся рой саранчи. Он не хотел торопиться, чтобы насладиться моментом, но иного пути не было. Он должен был убить этого Красного Центуриона здесь и сейчас.
— Именно, — Люций размотал плеть, позволив её кончику извиваться рядом со своим сабатоном, — торжестве твоих последних мгновений перед тем, как псы Бога Войны, которого ты так обожаешь, проведут остаток вечности, испражняясь твоей душой.