Так и вчера, не успел Стиракс осушить первый бокал, где-то за спиной, совсем близко, послышались знакомые имена. Очередные россказни о беспробудном пьянстве и скверном характере Малуса, приправленные ехидными замечаниями относительно его смерти. Внезапная волна ярости обрушилась на парочку давних приятелей, промышлявших игрой в карты и мелкими кражами.
– Вы только посмотрите на себя! Язык, как помело, хуже баб! – гневно процедил Стиракс. – Обсудите-ка своих жен, а еще лучше тех, с кем они проводят ночи, пока вы блюете в обнимку на выходе из этой помойки…
Беззаботные лица закадычных дружков, буквально, перекосило от злости. Одновременно они поднялись из-за стола и направились к дворнику, явно не для того, чтобы угостить его выпивкой. Ждать удара не имело смысла. Стиракс давно мечтал выплеснуть скопившееся негодование в драке. Чем не повод?
Схватив ветхий табурет, мужчина сделал мах рукой. Деревянное седалище разлетелось в щепки, а враг повалился без сознания. Увы, этот удар был первым и последним. Второй болтун оказался куда расторопнее и медлить не стал. Дальше – град пинков, толчков и зуботычин, но это Стиракс запомнил плохо. Единственное, что было понятно – противник бил наверняка и в полную силу. Это подтверждала не унимающаяся боль во всем теле… Что же, по крайней мере он попытался отстоять честь друга, в отличие от тех лицемерных крыс, что пили с ним из одной кружки, но даже не пришли проводить бедолагу в последний путь.
Потирая ушибленное плечо, Стиракс широко зевнул. Утреннее недомогание, помноженное на физическое страдание, не прибавляли рабочего энтузиазма, но самое поганое заключалось даже не в этом… Как бы там ни было, работа оставалась работой, а это значило, что дворнику придется начисто вымести все улицы на своей территории, включая те, на которых жили мерзавцы из кабака.
Нахмурившись, мужчина грязно выругался вполголоса и принялся за работу. Далеко не сразу он заметил распахнутую дверь дома, в котором по-прежнему жила Камелия. Совсем на нее не похоже! После трагедии, гостей вдова не жаловала, запирала свою хибару на засов еще до заката. Чувство тревоги парализовало тело Стиракса. Испуганными птицами в голове забились мысли, одна хуже другой. Вне всякого сомнения, что-то ужасное случилось этой ночью! Так или иначе, теплилась надежда, что даже издалека виднеющийся беспорядок в гостиной – следствие какого-то недоразумения. Только об этом мечтал друг Малуса, на ватных ногах перешагивая порог известного ему жилища.
За доли секунды, что Стиракс оставался в неведении, он успел перебрать в голове с десяток версий случившегося. Что если и без того нищую семью ограбили? Нет-нет, исключено! Во-первых, после смерти мужа Камелия распродала все мало-мальски ценное, и каждый в Лютумвиле об этом знал. Во-вторых, отчаянно не хотелось верить, что есть на свете создания, готовые обидеть тех, кто лишился последнего… А что, если помутившийся рассудок вдовы толкнул ее на страшный поступок? Добровольно уйти из жизни, оставив семерых малышей сиротами – такой исход представлялся худшим из возможных.
Если бы только мужчина знал, что порой реальность превосходит самые изощренные кошмарные сны! То, что он увидел, навсегда застыло в его памяти, словно мошка в капельке смолы… В родовом гнезде усопшего кузнеца царил страшный беспорядок. Будто грандиозная буря ходила по комнатам, сметая все на своем пути. Перевернутые стулья, разбитая посуда, оборванные шторы, укрывавшие собой… тело?
Усилием сдерживая клокочущее нутро, Стиракс вплотную подошел к лежащей на полу фигуре, укрытой полупрозрачной тканью старенького тюля. Очертания знакомого лица заставили ладони онеметь. Собрав волю в кулак, мужчина одним движением сорвал нелепый саван с безжизненного тела Камелии. Ее лицо, перекошенное ужасом, походило на шарж. Широко раскрытый рот, карикатурно большие глаза, раздутые ноздри. На груди несчастной виднелись раны, вокруг которых успела запечься кровь. Ее кулак по-прежнему сжимал поварешку, которой жертва пыталась обороняться. Вдова Малуса отправилась вслед за мужем ужаснейшим из путей.
Не справившись с рвотным позывом, Стиракс продолжал смотреть на бледное лицо, покрытое кровавой рябью. Вероятно, человеку искусства это зрелище показалось бы любопытным, по-своему прекрасным, но тому, кто знал Камелию в ее лучшие годы хотелось кричать от боли. Единственное, что сдерживало в тот момент – страх разбудить детей и позволить им запомнить мать такой: скрюченной, седой, в разорванном платье, с воплем, застрявшим в перерезанном горле…
Отвесив себе хлесткую пощечину, мужчина бросился в детскую. Малышей нужно срочно забрать. Забрать до того, как они начнут спускаться по лестнице, шумно хлопая в ладоши и напевая песни. «Лишь бы с ними все было в порядке!» – мелькнуло в голове дворника, мчавшегося на второй этаж, в комнату, где спали дети Малуса и Камелии.